остаться с ними одна, - вытянешь! Но он нужен им, просто необходим… А еще: он – твой третий ребёнок. И ребенок этот ошибается. И нельзя, к сожалению, доказать ему ничего потому, что они, дети, только сами должны пройти через свои ошибки… Но как же обидно: «Бревно ты, а не королева»!
Она - на моём пороге и, не поздоровавшись, шепчет:
- Мой-то обиженный вчера…
- Линка, пройди. Что ж ты на пороге-то и…
- Да я на минутку… на работу уже опаздываю… - Но делает несколько шагов в коридор и уже стоит у вешалки с пустой улыбкой: - Антон-то вчера вернулся из командировки и даже не поздоровался! – И эта нелепая улыбка никак не сходит с её лица. – А это значит, что все обиды привёз назад. – Линка, перестань улыбаться! Не хочу видеть тебя с такой… - Весь вечер просидел у себя за закрытой дверью и только что, перед тем как мне уйти, вошел на кухню и… - Слава Богу, улыбка растворилась, но лицо сразу вытянулось, в глазах блеснули слёзы: - Вот, смотри… – И в её руках оказались исписанные листки: – Письмо мне на холодильник положил: «Возьми. Послание Вам, Лина Николавна».
- И что ж ты теперь? – задала нелепый вопрос.
- А что… - Нет, она не заплачет. Справилась. – На работе буду читать, а потом…
- Потом ответишь? – И я улыбнулась… неужели так же, как она? – И тоже посланием?
- Не знаю, - небрежно свернула листки, сунула в сумку: - И что он там нацарапал? - Линка, как же мне нужно это нацарапанное! - Ну ладно, побежала я. Наверное, вечером забегу.
Забеги, забеги, Линка! И обязательно.
Она подошла к зеркалу, вынула из сумочки помаду, подкрасила губы, взглянула на левый свой полупрофиль, на правый и лицо её стало буднично-обычным. Сейчас уйдёт. Слегка намекнуть ей, чего от неё жду? Ага, вот так:
- Смотри, если будут нужны мои советы, то покажешь письмо, а если… - Нет, не хочу никаких «если»! Но всё же: – А если сама справишься с ответом, то…
- Ладно, договорились.
И защелкала каблучками, унося их звонкое цоканье вниз.
Из дневника:
«Я – на кухне. Входит Стас:
- А стоит ли ходить на сборища, где верховодят писатели-бездари?
Молчу и, как это часто бывает, обращаюсь к себе самой: «Что ответишь?»
- Смотри сам…
И бросаю это без эмоций, чтоб не начинать диалога, ибо надо собираться на работу. Да и не хочу сейчас… не хочу! И быстренько прокручиваю: «На работу мне к двум, а сейчас уже час. Но вроде бы уже всё приготовила… суп, котлеты, овощное рагу…»
- И что это Вы, Анна Сергевна, - внедряется в прокрутку моего меню его голос с уже пробивающимися сварливыми нотками: - полотенце чистое не повесите на кухне? - Ой, и что это он на Вы? Не к добру это. - Тряпкой да тряпкой руки вытираем. Это у тебя ваше, родовое, всё кое-как делать.
Права ты была: начинается. И что, примешь брошенную перчатку?.. Нет, Ядва, на работу надо собираться, а посему мирно и тихо отвечу:
- Ну да, наше, крестьянское. Что ж делать-то? – Ой, как хорошо отвечаю! Прямо ручейком журчу. - А ты по-вашему, по-барски сделай. Повесь вот сюда вышитое полотенце и вытирай им ручки. – Может, хватит журчать? Ладно, только капелькой прибавлю: - Но поскольку работницу ты нанять не в состоянии, то придется самому стирать вышитое, а мне и с тряпкой удобно, я её быстренько-быстренько в раковине простираю, а она быстренько на батарее и высохнет.
Да-а, как же ты вразумительно - ему и… Ага, Ядва, даже не ответил, к себе ушел... нет, в коридоре задержался, сейчас услышу:
- И половики наши истерлись.
- Истерлись… Вот и пошел бы купил новые.
Ядва, ну, разве я не права?.. Права, конечно. И что ответит твой... на твою правоту?
- А ты для чего?
Нет, опять задирается. Не сумеешь отбрыкаться.
- А с меня и кухни хватает. - Что, напомнить об этих, истёртых? Боюсь, что тогда… И всё же: - Да я и купила эти, которые ты собираешься выбрасывать. – А поставь-ка ты ему обед на стол, может, подобреет... Ага, сейчас. - Помню, как вырядилась в свой новый костюмчик… который, кстати, сама сшила, пошла на базар, а там - половики эти… И купила, и тащила к троллейбусу, а они, паразиты, разворачиваются! Хороша была в своём новом... Но ладно, забудь о половиках, садись, обедай.
- Ну и что… что тащила?
Хихикнул твой... А чего? Отпарируешь?
- Ну, тогда я моложе была, можно было и тащить, а теперь надо бы тебе...
- Еще чего! Буду я половики вам покупать!
Не заводись и на это, а?.. Постараюсь, но вот что спрошу:
- А почему бы тебе и не купить? Ты же видишь, что я до двух - на кухне, потом на работе до десяти».
Да, тогда он опять был «свободным художником», зарплаты были нерегулярны и зачастую мне приходилось исхитряться, чтобы сводить концы с концами. Но не пеняла ему: ладно, потерплю, может, снова писать начнёт, пробиваться. Но ошиблась. Если бы знать!.. Если бы знать, что уже тогда!.. и навсегда затих в нём самый возвышенный и одухотворяющий зов Эроса, подталкивающий к поиску истины и красоты, который он смог бы реализовать «в продуктах человеческой деятельности», и оставалось лишь стремление продолжать себя в потомках, а значит… Нет, тогда не знала, а поэтому…
«Суп уже муж ест, второе ему пододвинь. И компот сразу, печеники, пусть видит, как стараешься.
- Нет у нас семьи. Даже всех на обед собрать не можешь.
Нет, и печеники тебя не спасли... Ага, набрёл на свою любимую тему. И всё равно не заведусь, не заведусь!
- Но, Стас, что ж делать-то? Значит, не получается у меня. - Присесть рядом на диванчик? - Ну, что ты себя мучаешь? Вот и полотенца не повешу, и семьи не создала. - Упомянуть то, отчего он - опять? - И не прихожу к тебе, когда ждёшь, так, может, тебе надо просто сменить жену?
- Так-то оно так, но... – И что за «но»? Скажет или… - Но ты же и сейчас мне в эротических снах снишься. – Угадала ты ... - Ну, если не любишь, так хотя б верность мою ценила.
О верности твой муж вспомнил... Ага. А Покровская?
- Так уж и верность... А та, о которой писал в своей поэме?
Интересно, что ответит?.. Ничего не ответил. Встал, идет с тарелкой к раковине.
- Да я бы и бросил тебя... ведь ты для меня даже бабой не стала!»
Вот-вот! После этой его фразы и начался наш последний тайм, но тогда я еще не уловила этого, а вернее, не поняла, что… У Владимира Маяковского* есть строка: «Лодка любви разбилась о быт». Та самая «лодка», которая со временем непременно вплывает в тину материального мира и начинает вязнуть в ней, погружаясь в рутину создания гнезда, рождения детей, добывания денег. Да-да, именно тогда начинает постепенно таять, уходить то, чем освещаются эротические игры, становясь тоже рутиной, от которой мутило. И вечно стремясь только к одухотворенной влюблённости, не хотела я смиряться с тем, что жизнь предлагала взамен. Но сознание шептало: сохрани то, что есть, ибо влюбленность – прекрасная бабочка-однодневка, а семья - нечто другое. И это «другое» мне было беспредельно дорого. И это «другое» было очень трудно разорить, но всё же... И что ты ответила тогда?
«- Да, не стала бабой и не стану. – Уже рагу с котлетой ест, но весь – внимание. - Вот поэтому и советую уже в который раз: ну найди ты себе бабу! Разменяем квартиру и заживёшь в ней с новой женой, полотенчики вышитые повисите, сны эротические вместе смотреть будете...
Сейчас твой обиженный приметс за компот с печениками.
- Я мечтал иметь большой дом, жить с детьми…
- Ну, Стас... Мало ли, о чем мы мечтали! - С каким аппетитом печениками то хрустит! - Надо же искать какой-то выход.
Как хорошо, что не сорвалась! Тихо так журчишь, благожелательно… Но обида! Обида уже колит, разрастается, томит. В зал!.. Вот-вот, приляг на диван, накинь плед. Ведь так выручает тебя пятиминутный сон!.. Подушку – на ухо, плед... неужели не сосну? Бьется, ширится обида. До боли, до отчаяния!.. Пригаси её, зажми в кулаке, удуши!..
И просыпаюсь. Как же уютно, благостно лежать, свернувшись калачиком под этим, в зеленую клетку пледом!.. А обида?.. И обида уже чуть жива. Но еще бьется, бьётся где-то там, там… Не шевелись. Вдруг опять начнёт разрастаться, душить?.. Но Ядва, ведь на работу пора… А Стаса уже нет, дочка магнитофон включила… И как раз диск моего любимого Криса Сфириса*. Посижу у порога, послушаю. Глаза прикрыть?.. Как же тебе сейчас успокоено-отрадно!.. Ну да, сливаясь с музыкой, взлетает душа моя, плывёт свободной, радостной где-то там, высоко, под солнечными лучами несется звенящим полётом в сгущающуюся синеву. Какой сладостно-горестный полет!.. Но стихла музыка. И снова, как девятый вал: что же делать? Что же делать в этой нашей тупиковой ситуации?»
Каждый раз, прочитав о Стасе, вспыхивает вопрос: а нужно ли было удерживать, закреплять такое в этих, в клеточку тетрадях? Может, надо было забыть и жить дальше, надеясь только на «светлое будущее»? Но вот... писала. И теперь не жалею об этом.
