ради всех личных интересов, устраивал больше, чем взрывной угловатый мэр, ведущий себя в городском хозяйстве как слон в посудной лавке. Намёк не смирившегося головы города был прозрачен, но Коротич не среагировал, не поддался на туманное журавлиное предложение.
- В конце концов, - произнёс безразличным тоном, - всё решит партия.
- Но партия – это мы, - попытался настоять на своём уже сникший Малышкин.
- Верно, - согласился Леонид Аркадьевич, - как верно и то, что городским председателем в ней Осинский. – Вот это был, наконец-то, ясный и четкий ответ.
Поняв, что из этих больше ничего не высосешь, Малышкин поднялся, протянул через стол каждому из мерзавцев руку, пообещал глухо:
- Приказ будет сегодня, с завтрашнего дня вы вместе, - давая понять, что в отличие от них и других таких же осинских, он человек дела, медленно и грузно ушёл за свой стол, тяжело опустился во взвизгнувшее кресло, откинулся на высокую спинку и закрыл глаза. Довольные посетители поняли, что приём окончен и удалились, осторожно ступая по ворсистому зелёному ковру.
Скорый замстрой вернулся в аквариум, не подавая виду о свершившемся факте тихого дезертирства, смиренно уселся на так и не обсиженное место и углубился в чтение первой попавшейся инструкции, видя в ней здоровенную шевелящуюся фигу. Никто к нему не подходил, никто ничего не спрашивал, в общественные чаепития не приглашал. Похоже было, что его потихоньку выдавливают, так что можно не казнить себя за тайный побег без предупреждения. Приблизительно через час Евсея вызвал к себе Прокопчук. Девицы с парнями тотчас подняли смешливый гвалт, переходя с места на место, будто второго зама и не было, а он даже пригнулся, стараясь быть незаметным. Возвратившийся Рублёв одним взглядом рассадил всех по местам, утихомирив, молча прошёл на своё место и опять занялся текучкой, но посветлевшее лицо с разгладившимися морщинами показывало, что разговор с шефом для старого бюрократа оказался приятным. Почти сразу же на ковёр вызвали и Виктора Сергеевича.
- Уходишь, значит? – поднялся Роман Семёнович навстречу, не выходя, однако, из-за стола. – Ну, что ж, не неволю, - сказал, как будто от него что-то зависело. – Каждый ищет, где поглубже и где корм погуще, - улыбнулся одними губами. Протянул длань, поздоровался, жестом пригласил присаживаться. – Я рад, что вызволил тебя из торговли, рад, что угадал в тебе перспективного чиновника. Далеко пойдёшь, если не будешь делать резких движений, - напомнил о докладе на директории. – Надеюсь, останемся нормальными деловыми партнёрами, без зуба друг на друга. – Чуть помешкал и добавил: - Ну, а если не приживёшься у Коротича, приходи обратно, возьмём без нареканий, - отвёл взгляд в сторону, ему совсем не хотелось возвращения молодого перспективного чиновника, в котором углядел-почувствовал опасность лично для себя. – Евсей совсем сдаёт, в следующем году, вероятно, придётся отправлять на пенсию. Жаль, что ты уходишь, - вернул взгляд, полный привычной лжи. – Прими в качестве дружеского напутствия: никогда не подписывай никаких финансовых обязательств вместо начальника. – Пожалуй, это было самым ценным, что осталось в памяти Виктора Сергеевича от недолгого общения с финансовыми бонзами мэрии. Они пожали друг другу руки и остались довольными друг другом и расставанием.
Он не стал обременять присутствующих своим неприятным обществом, обстоятельно собрал нехитрые личные вещи канцелярского производства и притащенные из дома затрёпанные справочники, аккуратно уложил в министерский кейс, внимательно, по-шпионски, осмотрелся, чтобы не оставить каких-либо следов пребывания, и, не дожидаясь конца рабочего дня, вышел из аквариума, коротко попрощавшись со всеми:
- Салют! – не услышав ни радостного, ни огорчённого ответа, впервые так рано покинул вторую недоосвоенную иерархическую ступеньку на тесной лестнице, ведущей в высь плотного бюрократического тумана. Выбравшись из городского пупа, облегчённо вздохнул, щурясь на тусклое зимнее солнце, повисшее над самыми крышами в мутной жёлтой оболочке, обещающей близкое ненастье, подумав, что судьба всё же благоволит к нему, не надо только дёргаться, торопить её и пытаться подделать под свои прихоти. Конечно, зам Коротича – это ещё не рывок и даже не четверть рывка вверх, а только отскок в сторону на свободное место. Коротич, похоже, не Прокопчук, он не станет придерживать за ногу и давить на темечко, не зря же сделал первым помощником без дублёров типа Евсея и даже доверенным лицом по финансам и внешним связям. Виктору Сергеевичу надо использовать эту относительную свободу, не закапываться в бумаги, не насиловать себя чрезмерно над улучшением внутренней организации департамента, а стараться налаживать личные связи с нужными людьми и не обязательно в близком окружении мэра, как думал раньше, хотя это предпочтительнее, но и в других структурах мэрии. При этом мало стать своим и удобным для большинства руководящих чинуш, надо неназойливо подталкивать их к мысли, что он может быть полезен каждому, и ни в коем случае не показывать своего превосходства. А оно есть, он в этом уверен, пора вылазить из скорлупы собственной недооценки, у него осталось совсем мало времени, чтобы выбраться наверх, любыми способами – каждому своё и каждый за себя! Виктор Сергеевич даже улыбнулся, обновив старую тактику достижения жизненной цели. А Прокопчука он обязательно уволит, и Хамова вместе с Берманом. Победно оглядев широкое пространство центральной городской площади, будто уже завоёванное битвой за будущее поле, решил для начала подкрепиться и пошёл в ближайшее кафе, в котором они ещё не так давно постоянно обедали с Маратом.
Тот и сейчас сидел там, на своём облюбованном месте, первым увидел старого напарника, поднял приглашающую руку.
- Привет! – Они обменялись крепким рукопожатием, с приязнью вглядываясь друг в друга и высматривая друг в друге перемены. – Приземляйся. - Больше всего изменился Марат. Слегка вьющиеся чёрные волосы поблёкли, лицо заметно обрюзгло, и, главное, глаза: они стали беспокойными, даже сейчас, когда перед ним на столе стояла ополовиненная бутылка коньяка.
- Какого чёрта ты здесь? - Виктор Сергеевич был рад видеть старинного почти приятеля. – Вот не ожидал!
Марат криво ухмыльнулся, не очень-то обрадованный встречей.
- Я – что, я – вольная птица, для меня везде и в любое время найдется шесток, а вот ты, ты-то с какой стати забрёл сюда, словно знал, что я тут приземлился. У вас ведь там своя знатная харчевня. Или ты дал дёру в рабочее время? – он деланно посмотрел на часы, - С какой такой стати? На тебя не похоже.
Сачок широко улыбнулся.
- С завтрашнего дня – на новом месте.
- В министрах? – предположение прозвучало с явной иронией.
Подошёл знакомый парень-официант с красным дипломом педагога, как вспомнил Виктор Сергеевич.
- Давненько не были, - приветливо улыбнулся старому завсегдатаю, щедрому на чаевые. – Что желаете?
Завсегдатай попросил салат, бифштекс и апельсиновый сок.
- А мне притащи ещё какого-нибудь мяса, - добавил свой заказ Марат. – Ну, так куда тебя занесло? Будешь? – Ухватил бутылку. – Или ещё не приучили?
Неудавшийся собутыльник выставил, отказываясь, ладонь.
- Что-то ты разбухарился не в меру да ещё днём.
- Когда льётся, тогда и пьётся! – выпил залпом, словно воду, поковырял вилкой в салате, зацепил кружок огурца, нехотя отправил во влажный рот, по подбородку некрасиво потекла пьяная струйка. – Так кто ты теперь?
- Зам директора департамента строительства и архитектуры, - Виктору Сергеевичу приятно было произнести полное наименование новой должности.
Марат облизал пересохшие губы, вытер их и подбородок бумажной салфеткой, небрежно бросил её на середину стола.
- У Коротича, значит? Ну, этот или сломает тебя или научит жить по шакальим правилам. – Официант принёс заказ. – Не вздумай подмахивать вместо него финансовые обязательства, - предупредил неожиданно в унисон с Рублёвым, - а то будешь первым в очереди к следователю. Он мягко стелет, да нары будут жёсткими. И вообще, никогда не обольщайся приветливостью начальства и никогда не доверяйся тем, кто тебя ниже, кто рядом и кто подпирает, и те, и другие при случае предадут и продадут, не задумываясь. – Нравоучитель заметно опьянел. – Мне всегда нравилась твоя отстранённость, оборонительная уединённость, не изменяй им, верь только себе, не влазь в драку, подожди, пока передравшиеся выяснят, кто был неправ, и правым, выигравшим, окажешься ты. – Он криво усмехнулся, долил в рюмку оставшийся коньяк. - Не смотри на меня так осуждающе и с сожалением. Да, я и сам чувствую себя дряхлым, и, что особенно обидно, годным только на советы. – Советчик выхлебнул коньяк, занюхал ломтиком лимона, ухватив двумя пальцами, отложил обратно на блюдечко.
- Знаешь, я часто с тоской вспоминаю наше безмятежное время в торговой аналитике. Тогда было всё ясно, понятно, светило впереди. Много ли человеку в этой жизни надо? Минимум жратвы и тряпья, уютную ночлежку и устойчивую независимость, остальное – хлам, мишура. Так нет же, каждый рвётся в князья, – Виктор Сергеевич невольно порозовел, – не задумываясь, что, чем выше взлёт, тем крепче связаны крылья: семьёй, лишними благами, должностью, окружением. Для последнего, а не для себя, и стараемся взлететь.
- Наверное, это в природе человека, - оправдывался слушатель, приканчивая бифштекс. – Чего не ешь-то? – показал глазами на нетронутую отбивную.
- Не хочется, - поморщился аскет. – Хочешь – возьми. – Лицо Виктора мгновенно налилось кровью: такой обиды, пренебрежения к себе он не ожидал. Незримая стена между ними выросла до небес, а обидчик ничего не замечал, привыкший сбрасывать со стола объедки тем, кто не выбился в приличные люди. – Ты прав, - продолжил полупьяную философию, - ты, как всегда, прав, ты всё знаешь и понимаешь, у тебя на всё есть трезвый ответ, тем ты мне нравишься, тем и притягиваешь. Всякие высокие заумные лбы, оправдывая существование, туфтят, что с цивилизацией растёт роль разума. Враньё! А я вижу сплошь и рядом, везде и всюду, среди всех гомов сапиенсов, что разум позорно отступает перед обвальным непреоборимым чувством стяжательства. Так будет, пока последний Адам не придушит последнюю Еву и сам не сдохнет от тоски, что больше ничего не надо. – Марат взял бутылку, потряс по-плебейски над чашкой с остывшим кофе, пока из горлышка не выскользнула тоненькая струйка и несколько капель, выпил кофе жадными глотками, тяжко вздохнул. – Народишко становится всё хуже и хуже, правильно подметил кто-то из рыбаков, что рыба гниёт с головы. Гнуснее становится элита, для неё такие понятия как совесть и стыд стали абстрактными, как искусство для Малевича. А народ, низинка, так называемые пренебрежительно простые люди, лохи, остаются почти такими же, как были во все века, для них цивилизация – уж точно понятие абстрактное, она со всем своим дерьмом убежала вперёд. Мне часто теперь приходится ходить в народ, я вижу, я чувствую. Нашему народу ничего нельзя вдолбить сразу. А если вдруг возьмется что делать с налёту, то потом с последствиями не раздолбаешься. Взять хотя бы революцию…
Слушая пьяную покаянную исповедь того, кто
Реклама Праздники 21 Июня 2024День кинологических подразделений МВД России 18 Июня 2024День медицинского работника 22 Июня 2024День памяти и скорби 25 Июня 2024День дружбы и единения славян 24 Июня 2024День молодежи России Все праздники |