мы отдельно едим соль и отдельно пьем пресную воду. Наша лимфа имеет такой же солевой состав, как и морская вода. Море живет в каждом из нас, хотя мы давным-давно отделились от него. И самый сухопутный человек носит в своей крови море, не зная об этом…»
Безбрежная, сверкающая ширь водной глади, с легким накатом представляется каким-то огромным, добрым и живым животным типа ньюфаундленда, которого иногда хочется даже погладить за ухом. На восходе оно одно, вечером в лучах заката совсем другое, теплое, согретое солнцем и душами моряков. Чаще бывает суровым, сопротивляющимся. Мы познаем себя в борьбе с ним. В общем, здесь такая романтика, что можно простить все - и «воспитание» преподавателя, пот при гребле и нервотрепку при подготовке к занятиям.
Интересно, флотский человек, вместо обычных слов в разговоре использует сложные вокабулы, выговаривая которые можно язык сломать. Чего только стоят одни названия одномачтового рейкового парусного вооружения шестивесельного яла, звучащие из уст преподавателя, как на настоящем парусном корабле - кригельс, фока-шкот, люверс, боут. Или, например - кливер, степс и тьма других названий, как на вольном фрегате у Волка Ларсена Джека Лондона.
В голове представляются времена пиратов Карибского моря. Всплывают в воображении не только рифы и атоллы, но и покрытые шрамами головорезы-разбойники. Слышится бой склянок, стук топоров и тесел, песни шанти и экзотические названия снастей для подъема и спуска подвижного такелажа парусного корвета или чайного клипера. Самому себе кажется, как ты смело ставишь ногу на выбленки - веревочные ступеньки вант, снастей поддерживающих мачту и идущих от нее наклонно от бортов, отважно и бесстрашно подымаешься на головокружительную высоту и начинаешь ставить паруса. Одним словом Романтика, которая за здорово живешь, всегда подымала людей в одном месте Земного шара и толкала их на другой конец планеты. Здесь труса не празднуют.
На безбрежном просторе, будто осыпанном серебряной пылью, в тиши слышится только плеск волн о форштевень шлюпки и крик белокрылых чаек. Ощущение сравнимое, наверное, с сексом или первым в жизни прыжком с парашютом. В постели и в небе такой экстаз продолжается несколько мгновений, а тут столько сколько хочешь. Напор чувств, страсти и ветра оглушают. Главное здесь то, что ты понимаешь - «Я сделал это! Я оседлал этот вольный ветер!» В ушах слышатся слова Александра Твардовского: «Нелегок путь, но ветер века - он в наши дует паруса!» На бронзовых лицах курсантов светится смелость и отвага, удовлетворение от настоящей морской работы.
Ял разворачивается к пирсу. Через некоторое время при подходе к причалу преподаватель, успокоившись, чтобы сгладить впечатление от «рандеву» с буем решает показать окружающим морскую выучку курсантов.
- Будем швартоваться под парусами под фордевинд! - под ветер в корму значит и уверенно командует курсантам. - Эй, хорьки! На баке! Быть внимательными! На девчонок не глазеть!
Снова впередсмотрящий в центре событий. Он должен с отпорным крюком при подходе к пирсу амортизировать удар шлюпки о причал. Ял несется в белых клочьях пены как пиратский корабль на абордаж. Берег все ближе и ближе. Волна лопается и рассыпается на мелкую зыбь.
Видны уже удивленные глаза отдыхающих на пирсе. Валерка, заглядевшись на них, «просыпает» момент швартовки. Получается не фордевинд, а как писал в свое время Александр Некрасов в своих знаменитых «Приключениях капитана Врунгеля» - «вмордувинт». Шлюпка, расшвыривая воду, будто древнегреческая скамповея с треском, будто одновременно ломается тысяча корабельных шпангоутов, врезается в деревянную обшивку причала, которая не успевает моргнуть.
Солнце, уколовшись о звездочки погон преподавателя, сигает на мгновение в море. Томящихся от безделья отдыхающих смывает с пирса, словно окурки. Все происходит как взмах ресниц бабочки. На деревянном настиле остаются только пляжные тапочки и мокрые места от плавок. Старшина яла, сидящий на кормовой баночки падает лицом вниз и врезается головой в бетонную промежность правого загребного, сидящего напротив его. Мнет ее, будто картон. На виду у всех летят в разные стороны деревянные щепки лодки. Балтийское солнце, с досады прищурившись, начинает в выси от досады качаться.
- Руль на борт! До предела! - командует преподаватель старшине, который, словно укушенный шершнем, пытается выбраться из промежности загребного. - К-кранец за борт! Уг-гробить нас всех решил, х… хвост м-моржовый! - это капитан 2 ранга, скрипнув зубами, бросает камень во впередсмотрящего, но не попадает.
Кранец - это приспособление, вывешиваемое вдоль борта корабля или шлюпки, предназначено для смягчения ударов о причал. В качестве кранца используют деревянные брусья, парусиновые или пеньковые мешки, набитые пробкой или пеньковыми отходами. Сейчас на многих судах вместо кранцев вывешивают старые автомобильные покрышки.
Старшина яла не успевает повернуть руль до отказа и доложить «Руль на борту!» Впередсмотрящий от удара шлюпки о пирс, в позе летящего во Времени и Пространстве раздолбая, вываливается мешком за борт. Валерчик ударяется глазами о поверхность воды.
Ял и все кто в нем находится, весело со здоровым русским ором несется к парижской богоматери, после чего курсант, мокрый, словно мышь в сметане получает добросовестно им заслуженное прозвище «Валера-Кранец», с которым успешно выпускается из училища.
