медвежьей семье, что медвежатам пришлось удирать и прятаться, да так, что и мама-медведица не сумела разыскать потерявшегося. А может, напал на семью одинокий медведь голодный, и погибла у медвежонка мать в неравной схватке, защищая своих детей.
В любом доме всегда хорошо, если он твой. Внёс мужик медвежонка в чум, посадил на половичок у печки и поставил пред ним чашку наваристого мясного бульона. Понюхал медвежий детёныш бульон и посмотрел на мужика. «Пей, пей. Не отравишься. Молока, наверное, хочешь? Так нет его у меня, и не будет. Сейчас мясо измельчу, а пока пей бульон», - ободряюще говорил мужик. Медвежонок покрутил головой, ещё раз понюхал чашку. Мужик ободряюще ткнул его мордашку в жидкость. Зверёныш облизнул свои губы и приложился к бульону быстро, быстро захватывая его язычком. А когда после бульона мужик положил на листе лопуха кусочки мяса, то медвежонок очень быстро проглотил и их. Было заметно, что проголодался зверёк. А тот попил ещё воды, опрокинулся на спину и закрыл глаза. Видно не легко ему пришлось в последние дни.
Медвежонок был самочкой, маленькой медведицей. Чтобы не ушёл он в тайгу и не пропал, сделал ему мужик ошейник и привязал за крепко вбитый колышек. А рядом с колышком поставил шалаш от дождя и ветра. На ночь убирал медвежонка в чум, чтобы не беспокоится понапрасну. А звать стал медвежонка Марусей. Несколько дней зверёныш плакал по-медвежьи, наверное, маму звал. И, наскулившись, неподвижно лежал в шалашике. Но вскоре скулить перестал, с удовольствием принимал почёсывания и с удовольствием швыркал рыбный суп, заедая отваренными и очищенными от костей кусочками рыбы. «Привыкай к рыбе, Маруська, - приговаривал мужик, убирая кости и подкладывая рыбу в чашку медвежонка. – Мясо у нас дефицит и доставать его нелегко. А рыба сама в сетку прыгает. Будешь кушать рыбу, будешь здоровой и вырастешь большой».
Дни текли как вода в ручье. Мужик делал свои дела: рубил, пилил и складировал брёвна для дома, запасал дрова, ловил рыбу, собирал грибы и ягоды. А ещё освоил изготовление берестяной посуды. И скоро кухня у него богато обставилась туесами, кружками, коробами. И всегда рядом с ним вертелась Маруська. Она окрепла, быстро росла, и мужик не беспокоился, как в первые недели, о её самочувствии и настроении. Видимо она решила, что вместо мохнатой мамы у неё будет мама непохожая, но такая же заботливая. И сытно перекусив, она приходила к мужику, обнимала его и ласкалась всячески. Благодарила. И в своих записках личная тема у мужика незаметно переключилась на медвежонка. Он с удовольствием записывал все дневные события, связанные с Маруськой и повторял на бумаге все совместные дела и разговоры. К середине лета Маруся была уже с крупную собаку, спокойно ела сырую рыбу, и мужик больше не выбирал из кусков рыбы кости. И рыбный бульон пила с удовольствием котелками. А большую часть своего пищевого рациона Маруся стала брать «с поля». С поводка её мужик снял, и она была совершенно свободна и гуляла сама по себе, доставая муравьёв, личинки, корешки, бабочек и мышей. Потом пошли ягоды, орехи. Свежая, только выловленная рыба доставляла ей особое наслаждение, и она никогда не пропускала, когда «её мужик» с удочкой выходил на берег. Она устраивалась рядом и толкала мордой его под руку, напоминая, что «первая рыбка её». Но когда Маруськи долго не было, мужик гудел в самодельную дудку, и она всегда приходила на её звук как бы далеко не была. По вечерам после ужина мужик сидел в своём фирменном кресле, а Маруська лежала рядом. И они вели долгие беседы: мужик говорил, спрашивая подтверждения своим словам, и называл медвежонка по имени. Тогда Маруська отвлекалась от дрёмы, смотрела на него и моргала в поддержку сказанного. «Да, Маруська! Ты, конечно, не научишься разговаривать, как Пятница у Робинзона. Но собеседник ты отличный. Но поговорили, и на покой пора», - заканчивал мужик вечер.
К октябрю клочковатая летняя шубка у Маруси выровнялась, мех стал ровным и блестящим. И сама она выросла и откормилась на мужицких и на природных паях килограммов на пятьдесят и стала походить на всамоделишного медведя. И прогуливаясь с ней по осеннему лесу, мужик стал замечать, как она внимательно посматривает на разные ямки под деревьями и понял, что медведица начинает заботиться о зимнем лёжбище. Он ласково потрепал её по загривку при очередном осмотре корневища упавшего кедра и сказал: «Не отпущу я тебя далеко в лес, голубушка. Будешь рядом со мной зимовать. А я твой сон зимний сон охранять буду». Выкопал мужик под корнями могучего кедра, закрывающего его поляну от внешнего мира, пещерку размером на медвежью семью. Перекрыл лишний простор прочными брёвнами, сверху заложил дерном, а внутри выложил толстым слоем мха. Маруська как всегда наблюдала и за этим делом. А когда пещерка скрылась под накатом, и остался только узкий лаз, юркнула внутрь, только ступни на лапах сверкнули. И не стала выходить, когда позвал её в дом, только возилась в темноте, осваивалась. И пришла лишь по гудку к обеду. «Понравилось?» - спросил мужик. Маруська посмотрела на него и потерлась о плечо. «Выросла медведушка», - сказал мужик и обнял зверя. Маруська прижалась к мужику, и они долго сидели не шевелясь.
«Я ведь тебя из дома не гоню. Ты сама в берлогу тянешься, - говорил мужик Маруське, открывая ей дверь из чума после обеда.- Я знаю, что у тебя зимняя спячка по природе. Но в цирке медведи не спят. И я тебя искать еду не заставляю. Вот к стенке перенесу твою подстилку и спи, сколько душе угодно. И мне за тебя спокойнее. Я же к тебе как мама отношусь. Ну, иди пока. Вернёшься сегодня?» Маруська оглянулась из-за дверей, и мужик понял, что вернётся. Он не переставал восхищаться понятливостью своей воспитанницы, её благодарным отношением, её готовностью помочь ему там, где она могла это сделать. А когда ей разрешалось побаловаться, восторгам медвежьего ребятёнка не было предела. Особенно ей нравилось играть при купаниях. У омута был пологий песчаный берег в стороне от русла. И в жаркие дни вода была тёплая, и мужик водил медвежонка купаться. Крики, визги и яростные рычания потрясали окрестность. Пловцом она была превосходным от природы. Мужик нисколько не сомневался в её умственных способностях и считал, что Маруся понимала все его слова и только что сама не говорила. Зато как слушала, когда он начинал говорить, обращаясь к ней. Ему было совершенно не одиноко одному. Но с медвежонком ему иногда казалось, что он начинает понимать истину жизни, заложенную Создателем при сотворении мира.
И всё же Маруся ушла в рукотворную берлогу. Уже выпал снег, и температура не падала больше до нуля и постоянно зашкаливала за минус десять. Медведица большую часть времени дремала, прижимаясь к холодящей стенке, и вставала только по приглашению на еду и ела без наслаждения. И в какой-то час, когда мужик хлопотал по хозяйству, поднялась со своей лежанки, сама открыла двери, прошла по свежему наметённому сугробу, раскопала лаз в нору и скрылась до весны. Очередная метель сравняла всё вокруг своим белым покрывалом. Мужик коротал время за чтением библии, резьбой по дереву и размышлениями над открытой тетрадью. Размышлял он долго, писал мало. «Не понял я ещё ничего, - записал он свои мысли в канун второго нового года своего уединения. – Только кажется иногда, что понял. А задумываюсь дальше и глубже, и пропадает чуть пойманное понятие».
Новый год мужик отметил праздничным обедом. Его огород на богатой таёжной земле и благоприятной погоде дал блестящий урожай. Ведро картошки выдало полтора десятка вёдер отборных картофелин. Засеянный пшеницей квадрат земли в одну сотую гектара родил два пуда пшеницы. Вырос крупный горох и с подсолнухов он нашелушил добрый мешок отличных семечек. Отобрав лучшее из урожая на семена, мужик по намеченным праздникам баловал себя цивилизованной едой ХХ века. Первым блюдом в новогодний день у него был гороховый суп из доброго куска марала с добавлением картофеля. На второе была тушёная утка. И на третье густой отвар на сушёной малине. Кусок вяленого тайменя и солёный омуль дополняли праздничный стол. Хлеб представляли пресные лепёшки из растёртых пшеничных зёрен. По кусочку всего мужик собрал в маленькую берёзовую плетёнку и отнёс под изображение лесного духа, прикреплённого к самому могучему кедру на поляне, сопровождая словами благодарности. Всю праздничную благодать мужик описал не жалея чернил и страниц в тетради.
Маруська проснулась в конце марта, когда снега посерели и начали оседать. Выползла из берлоги худая. Блестящая осенняя шкура свалялась. Шальным взглядом она осмотрела заимку, видимо вспоминая прошлые события. Потом опрокинулась на снег и провернулась в нём несколько раз, разминаясь и очищаясь. А почистившись, пошла по целинному снегу к жилью. У чума на расчищенной площадке она обнюхала все предметы быта, кое-что потрогала мордой и лапами. Видно за долгий сон её подсознание навевало ей медвежьи сны, никак не связанные с жизнью у мужика. Но сознание быстро ставило всё на места в её медвежьей башке, и она уверенно пошла к закрытой двери в чум.
«Ай, Маруська! Проснулась! - с неподдельной радостью сказал мужик. И зверь кинулся к нему обниматься.
Жаркое лето играло с природой. Всё цвело, росло, развивалось. Маруська резвилась и росла как в сказке – не по дням, а по часам. К августу в холке была уже сантиметров на семьдесят, а когда вставала на задние лапы, чтобы пообниматься с мужиком, голова её возвышалась над его головой. И боролась она с ним и баловалась уже не во всю свою силу, а понимая его слабость, играла. Мужик, посчитав, что брёвен запас достаточно, сооружал фундамент из валунов и скальных обломков, скрепляя их жирной глиной, запасы которой обнаружил случайно или опять же по наитию таёжного хозяина прямо на своей поляне. И скрепив глиной камни фундамента, надумал заняться изготовлением посуды и кирпичей. С производством кирпичей он справился довольно быстро. Глина подсыхала в форме, и подсохшие кубики мужик укладывал в виде печурок с просветами, засыпал хворостом и поджигал. После опытных попыток у него стала получаться неуклюжая, но годная для конструкционного строительства керамика. «В доме камин сложу по всем правилам и печку русскую», - сообщил он Маруське. Тут же он слепил несколько чашек с высокими бортами и обжёг вместе с кирпичами. Чашки получились как у самых первобытных мастеровых, но годные к употреблению. И мужик решил, что всю другую посуду он начнёт делать после того, как изобретёт и построит гончарный круг. «Дом надо создавать и в нём мастерскую, в которой и зимой можно будет чашки мастерить». А дом строить – не шалаш строить. Из своих брёвен в три с половиной метра длиной он составил брёвна в семь метров и запланировал пятистенок. Положил на фундамент толстый слой мха, на мох положил основные первые брёвна и лиха беда – начало. Дом мужик сложил и крышу закрыл, также как и чум, дерном к концу следующего лета, четвёртого по его летоисчислению. Маруська вымахала во всю медвежью стать, но была ещё подростком по медвежьему возрасту. Но в то лето было у неё с мужиком первое приключение.
На
