больном воображении, но от этого не становились для них менее тяжелыми.
В кучку медицинских и охранных униформ она врезалась, как нож в масло и немедленно очутилась в крепких руках толстого дядьки. Естественно, в палату к подруге ее не пустили.
— Опять вы, дама, — охранник не удивился, а лишь констатировал факт. — Все-таки прошли. Ну что за люди? — он покачал головой с осуждением. — Говоришь вам русским по белому, сюда нельзя — это закрытое отделение, а вы все так и ищите приключений на свою задницу. Ну вот, Вы их и нашли, — обрадовал дядька, крепко вцепившись Ире в руку поверх локтя.
Вырваться не получилось, но Ира сумела извернуться и просунуть голову между зеленой и розовой пижамой и заглянуть в приоткрытую дверь. Палата оказалась узкой и маленькой, рассчитанной на одного пациента, вернее, на одну кровать. Одна кровать там и стояла, маленький столик был поднят к стене — столешница, которая откидывалась на время приема пищи, в углу небольшой унитаз, закрытый крышкой, в другом углу валялось перевернутое кресло — вот и вся мебель. А еще там была Рита, лежала на той самой кровати и смотрела в толпу, скопившуюся возле двери. Прочные ремни-фиксаторы надежно удерживали ее руки и ноги, лицо Ириной подруги кривилось, будто от боли, пальцы ног поджимались. Рита протяжно стонала на одной ноте. Ей и вправду было больно.
Ира почувствовала в палате холод — леденящий поток воздуха, наверное, дуло из окна. Девушка поежилась от внезапного озноба, колючие мурашки зародились в области затылка и медленным потоком спустились по спине, по позвоночнику, скапливаясь в области копчика. Было еще кое-что, влияющее на микроклимат в Ритиной палате: рядом с кроватью на полу лежало тело в темно-синей униформе медбрата, стиль «американо» — это когда верхняя часть пижамы отличается от нижней. Неподвижные глаза трупа смотрели под кровать. Если лежащий человек смотрит таким остекленевшим взглядом и под ним разливается такая темно-красная лужа, то он вряд ли жив. Рядом с телом валялся металлический лоток, большой шприц и желудочный зонд отлетели к небольшому окошку, забранному решеткой.
— А-а-а! — Рита кривилась, поджимала, как смогла ноги, металась на своем ложе, тяжело и хрипло дыша, наконец, чуть расслабившись, снова перевела измученные глаза на людей.
Ире осталось непонятным, увидела Рита ее или нет: взгляд подруги скользил, не задерживаясь ни на ком конкретно. От движений тонкое больничное одеяло сползало, открывая любопытствующим взглядам окровавленную простыню под пациенткой.
— Чего ее сюда привезли? — шептались медсестры позади Иры. — Кровотечение не останавливается, чистили, говорят, два раза, а она опять кровит. Привязали бы там и пусть бы лежала.
— Родимову уже сообщили, — таким же тихим шепотом вторила ей вторая девушка, то ли медсестра, то ли врач, она была в белом халате и зеленых штанах. — Он уже распорядился ее снова в гинекологию перевести, а кровать поставить с фиксаторами. Бедная девка! — вздохнула медсестра.
— Вот и пусть ее забирают, с ней рядом неплохо было бы еще охрану поставить, — первая девушка была полностью согласна с решением главного врача. — Нам здесь и так хватает буйных. Жалко ее? А мне вот, Толика больше жалко! Такой был мужик безотказный, жениться собирался…
— А силища-то какая! — совсем тихо произнесли сзади.
— Но она не смогла бы с ним справиться сама! — крикнула Ира прямо в лицо одной из шептавших женщин.
— Вот именно, дама, вот именно, — дядька сжал руку так крепко, что Ира сморщилась. — Вот так и скажете полиции. Сейчас сюда наряд прибудет.
— Это уж после ее связали, — обернулась медсестра. — У буйных-то, откуда что берется! Они сильные.
— Пустите меня к ней, — взмолилась Ира, стараясь убедить охранника. — Я с ней поговорю, мне она все расскажет! Вы не представляете, что с ней случилось! — девушка прикусила язык: не навредить бы Ритке.
— Не имею никакого права Вас туда пропустить, — твердо заявил дядька. — Это место преступления.
В отчаянной решимости Ира неожиданно крутанулась в руках охранника и врезала ему ногой по колену.
— А ну пропустите! — она сама не узнала свой голос, так звонко и властно он прозвучал. — «Я прирожденный полководец», — пронеслось в голове, а вслух она выкрикнула вдогонку за первой фразой. — И разведите всех больных по палатам — здесь им не цирк!
Тихие шизофреники, незаметно, исподволь окружавшие Ритину палату, кинулись врассыпную. Возле дверей своих палат они тормозили и беспокойно переглядывались. Медицинский персонал, ошалев от наглости посетительницы, слегка раздвинул свои ряды, пропуская Иру к подруге. Девушка осторожно обогнула мертвое тело и присела на кровать.
— Уходи, — тут же прогнала ее Рита. — Зачем ты пришла?
— Успокойся, я не оставлю тебя одну. Я знаю, что не ты это сделала, — Ира успокаивающе погладила Риту по ноге, а та вдруг засмеялась. Это был страшный смех. У Иры от него просто волосы на голове зашевелились: такой он был жуткий.
— Это я! — прозвучало с кровати. — Это я их убила!
Рита изменилась. Лицо застыло маской серого цвета, бледная кожа оттенила синюшные губы, большие глаза блестели лихорадочным, сумасшедшим блеском. Подруга осунулась, похудела и подурнела за какие-то шесть дней. Теперь это была тень прежней жизнерадостной Ритки, изможденная и измученная, словно девушка проболела шесть месяцев, а не неделю всего. Время от времени лицо ее искажала быстрая судорога, словно ее пронзала боль, тело дергалось под ремнями-фиксаторами, грудь тяжело вздымалась, накусанные губы полопались и кое-где кровоточили.
Но самое главное: Ира чувствовала, что ее присутствие Риту тяготит. Если при первом посещении ее в больнице Рита обрадовалась им с Галкой, пыталась разговаривать, то теперь она отворачивалась, смотрела враждебно куда-то за спину Ире, в глазах вспыхивала ненависть, похожая на ту, что жила в глазах Чайникова. Прежняя решимость оставила Иру, теперь она не знала, что думать, как помочь несчастной Ритке и чувствовала свою беспомощность.
— Рита, скажи мне, что с тобой произошло, Риточка, — с жалостью смотрела она на подругу. — Я помогу тебе, обещаю.
— Уходи, ничем ты мне не поможешь, — прохрипела Рита и крикнула, глядя куда-то за плечо Ире. — Убирайся отсюда!
Глаза, под воспаленными веками сверкали ненавистью, но смотрели они мимо подруги. Ира невольно оглянулась: из пустого угла на нее повеяло запахом тухлятины, а чья-то невидимая рука провела по волосам. Как, однако, странно гуляют здесь сквозняки. Ира удивилась, а Ритка вдруг забесновалась на своей постели.
— Не трогай ее! Уходи! Убирайся!
От тихого утробного смеха за своей спиной у Иры зашевелились волосы на затылке. Что за чертовщина? Не Ритка же так смеется — а кто тогда?
— Козявка, — чья-то рука больно ухватила Иру за волосы, царапая кожу на голове, и сдернула с кровати. Девушка ударилась носом в пол, чувствуя, как сзади на нее наваливается неимоверная тяжесть, а густой и тягучий сладковатый запах тлена окутал, напрочь вытесняя кислород из воздуха.
Дверь в палату захлопнулась с сильным стуком…
Зачиталась, однако
