Лавров валялся на диване, мрачно глядя в экран телевизора, покрытый мелкими зудящими точками, как сыпью.
- Скоро в экстренных выпусках новостей будут сообщать, что сегодня нет терактов, - высказал он набежавшую мысль, обращаясь к полупустой бутылке водки в своей руке.
Больше в захламленной комнате обращаться было не к кому.
За окном что-то взрывалось, так же, как и на экране. Весь Донецк был покрыт мелкими зудящими точками автоматных очередей и нарывами гнойных разрывов. Разница состояла лишь в том, что в экран смотреть было безопасней.
Лавров опустил свободную руку под диван и достал оттуда встрепанный томик Набокова.
- Привет, лепидоптерофилист, - раздельно произнёс он. - Или педофил?
Выговорить «педофил» оказалось намного легче.
- Ты был явный собиратель бабочек и тайный любитель маленьких девочек, - вслух продолжил Лавров свою извилистую мысль. – И останешься в веках. А я прошёл 3 войны. И как был говном, так и останусь.
- Зачем же оставаться?
Кто это сказал?
Лавров покрутил головой. Посмотрел на бутылку водки. На томик Набокова. Нет, они не могли это сказать.
Лавров визгливо расхохотался.
Так смеются пьяные проститутки, если с ними заговорить о любви.
Но кем был Лавров? Всю жизнь продававший свои мозги, свои руки, свои гениталии, свою неприкаянность и готовность на всё, - за поглаживание по гениталиям, медаль на ошейник и бутылку водки?
- Вали отсюда.
Лавров отложил в сторону свои культовые предметы.
Потом, кряхтя, нагнулся и достал из-под дивана пистолет.
