Чалая кобыла приподняла морду, настороженно нюхая воздух. Следом заволновалась и более молодая гнедая. Дремота тут же слетела с возницы.
- Не к добру беспокоятся. Никак зверя чуют, - пробурчал он, нашаривая под рогожей арбалет.
- Что ты там бормочешь, Тино? Опять клянешь погоду, досаждающую твоим старым костям? И как ты еще не рассыпался! – послышалось сзади. Из фургона на козлы ловко перебрался молодой паренек. Огляделся любопытно и лишь беззлобно фыркнул, когда мужчина натянул ему на голову капюшон.
- Как же! Лошадки беспокоятся, Шай. Зверь рядом.
- Брось, Тино! Откуда ему здесь взяться, угодья-то барона Шеллата, а тот сам не свой до охоты. Ты сам рассказывал!
- Рассказывал. Да только…
Тут гнедая истерически всхрапнула, встав на дыбы, и рванула вперед, едва не оборвав вожжи. За ней сорвалась и чалая сдыхоть, проявив небывалую прыть. Шая отбросило в фургон, а Тино чудом удержался на месте, даже не пытаясь сдержать лошадей. И никто не заметил, как из орешника выглянул крупный волк. С человеческими глазами.
Запах зверя гнал кобыл до самой деревни. Только у крайней избы клячи сбавили ход, чем и воспользовался возница.
- Чтоб тебя, Тино! Совсем сбрендил! Решил угробить и нас, и фургон?! Учти, чинить будешь сам!
Шай вновь высунул нос из фургона. Верткий мальчишка и во всеобщей сумятице умудрился не набить ни единого синяка. Другим так не повезло.
- Керен злится, - понизив голос, сообщил он очевидное.
- Еще бы, - буркнул в ответ Тино. Извиняться он не спешил. Успеется. Все равно Керен покуда не остынет и слушать не станет. А вот осмотреться стоит.
Умницы-лошадки принесли их к селу. Небольшому, седмицы две изб всего. И к лучшему: в таких жильцы зрелищами не избалованы, им все в радость будет. Правда, и поживиться с них особо нечем. Да что уж теперь.
- Где мы? - Любопытный Шай успел вновь перебраться на козлы. – Глянь, Тино! Тут даже забора нет, а ведь кругом лес! Ты встречал такое прежде? Как им только не страшно?
Ограды вокруг и впрямь не было. Осторожному вознице это по душе не пришлось. Как так? Посередь леса да без ограды? Как от зверя защищаться? И есть ли здесь хоть одна живая душа? Фургон проехал едва ли не половину изб, а ни одна собака не тявкнула. И людей никого.
Тино остановил лошадей у общинного дома, но спускаться не спешил. Все не по духу было, все не так. Умом понятно, что надо отдохнуть, припасы пополнить, да и починить кое-что не помешает. Но на сердце затаилась тревога, да такая, что хотелось гнать отсюда во весь опор! Вот только все решили за него. Молчун Миро уже выскочил, мастя ступеньку для остальных. Шай крутился подле него, больше мешая, чем помогая.
Сбоку послышался надсадный скрип. Возница дернулся всем телом, обернулся на звук. Из дверей общинного дома выглянула белобрысая головенка. Разглядев получше расписной фургон, девочка вышла на порог. Совсем малышка, едва пять-шесть зим прожила. В простенькой рубашонке да босиком, хоть ранняя осень успела выстудить дождями землю. Видать, в общинном доме день коротала.
- Дединька, - звонким бубенчиком прозвучал голосок. – Дединька, а вы кто?
Керен, кряхтя и прижимая руку к набухающей на лбу шишке, только выбирался из фургона и малышку не замечал. Зато Шай прекратил зубоскалить, пошел на голос.
- Мы, деточка, скоморохи проезжие, для детишек потешные, - привычно завел Тино. – Всё нам рад стар и млад, за монетку тонкую споем песню звонкую…
- За тугие калачи, да чтоб только из печи, так зарядим мы веселье – спробуй ноги удержи! – паренек вскочил на козлы, шутливо поклонился пискухе. Поводил руками, загадочно улыбнулся – и протянул ей цветок. Словно из воздуха слепил. Как у него такое получалось, старый шут никак не мог взять в толк. Мальчишка удивлял даже Керена, с младых ногтей фокусничавшего.
…Шая подобрали весной, едва стаял снег, в одном из уездных приграничных городишек, где он что было духу удирал от ватаги сверстников, коим его фокусы пришлись не по вкусу. Миро не дал мальца в обиду, заслонил. Ведь против силача не много кто выйдет, даже в удалой ватаге лихарей таких не нашлось. А Шай залечил разбитую губу, да так и остался в труппе, мелькая то тут, то там, помогая чем кому мог. По сердцу пришелся скоморохам, будто сами с ним оттаяли…
- Я такой милашке подарю ромашку, - продолжал паясничать паренек, протягивая цветок малышке. – Ты скажи-ка, красота, где другая детвора?
- А нет никого, - простодушно пожала плечами девчушка. – На дальний удел отправились, обещались ввечеру быть. А ты фокусник, да?
- Неужто ты одна тут? – изумился Тино. Не верилось, что такую пискуху могли бросить одну посередь леса. Девочка серьезно посмотрела на него, и старика бросило в дрожь – он впервые заметил ее глаза. Зеленые-зеленые, ярче, чем первые листья весной, и серьезные, не по-детски мудрые. Старому шуту вновь нестерпимо захотелось бросится прочь, и леший с ними, с припасами! Придумают что, авось, не впервой!
- Мирта? С кем ты разговариваешь?
Дверь скрипнула, выпуская из недр дома девушку, на ходу ловко переплетающую тяжелую русую косу. Увидев незнакомцев, она ойкнула, выронив ленту. Ярко-синюю, точь-в-точь под цвет глаз.
- Не бойся, Дара! Они скоморохи, фокусы показывают.
Испуг в глазах девушки уступил место искоркам любопытства. У Тино немного отлегло от сердца. Глядишь, и другим странностям найдется объяснение. Керен и Миро, наконец, показались из-за фургона, а Шай, не теряя времени, подхватил ленту и подбросил. Дара, хихикнув, поймала ее у лица. И застыла, словно призрака увидела.
- Вот мы и встретились, ведьма! Я знал, знал, что рано или поздно этот день настанет!
- И торопил его как мог, верно, колдун? Зачем ты убил парня?
- Он не желал принимать мой дар, глупец. Потому я взял сам. Не жать же согласия какого-то человечишки.
- И смерть тебя не изменила. Глупо было надеяться.
- Зато ты изменилась. Теряешь хватку, ведьма. Забилась в глушь, завела себе шавку…
- Я сделала свой выбор! Тогда, пять лет назад. И не жалею.
- Не жалела. Но скоро будешь. Уж я постараюсь!
Пугливая Дара позволила скоморохам остаться до прихода головы. На крепыша Миро и зубоскала Шая она не поднимала глаз, зато рассеяла тревогу Тино, поведав, что они не ушли со всеми, поскольку Мирта захворала. Ограды нет – так и хищников кругом нет, уж больно много в селе охотников. А разбойный люд в такие дебри не забредает, все больше по трактам промышляет. Собаки? Есть собаки, да не привязывают их тут, ушли, поди, вместе с людьми. Может, одна из них ваших лошадок и вспугнула…
Селянки скрылись в доме и не показывались до возвращения остальных. А незваным гостям и не было в них нужды: к выступлению еще нужно было подготовиться. А до того всем хватало дел. Итрена, старая гадалка, беззлобно ворча принялась кашеварить, оставив для подмоги заскучавшего Шая. Керен и Миро проверяли, все ли в порядке после долгой дороги, не подлатать ли чего. И Тино присоединился к ним, обиходив лошадей.
К вечеру подтянулись жители селища. В который раз наблюдал старый шут, как менялись люди, завидев их фургон: усталость стиралась улыбками, загорались восторгом и ожиданием чудес глаза… В который раз – и словно в первый. Как ни клял временами скоморох тяжелую долю, но не променял бы ее ни на что.
[justify] Темнело в лесу быстро. А сегодня будто и вовсе не светало. Уныло-серое, сплошь затянутое пеленой туч небо щедро сыпало мелким дождем. Мелким – но затяжным: такой может седмицами идти без продыху, а может через лучину уняться. Не угадать. В темноте да под дождем какое ж выступление? Пришлось утра ждать да навес ладить. Голова людей в помощь дать согласился, но утром: не дело по ночи топорами стучать, соседей беспокоить. Каких – скоморохи и спрашивать не стали; в каждом селенье свои поверья. Для ночлега путникам открыли общинный дом, со всего селища натаскали тюфяков, щедро набитых хвоей: спать на таких и приятно, и целебно, и вшей с клопами нет. Такие тут в каждом доме, за соломой не больно-то наездишься по лесу, и та вся скотине уходит. Да только спать тянуло лишь уставшего и продрогшего Тино. А у разведенного скоморохами костра, то замирая со страху, то прыская со смеху, толпились красенушки. Итрена пророчила им по картам, по рукам, по колдовскому вареву, по угольям, а то и по лицу. И верили, слушали жадно, боясь хоть словечко пропустить. Нет-нет, да и мелькали меж них и взрослые жены, и совсем пискухи. Любопытная ребятня облепила добряка Миро. Сначала глядели издали, с опаской, затем окружили плотным кольцом, наперебой щебеча. Силач лишь посмеивался в пшеничные усы, в охотку вырезая детворе игрушки из чурбачков. Степенные мужи понемногу, не показывая
