жены, на расставание с нею ради быть может единственного счастья жизни своей, он не шел, - знал наперед, и были ему в том и намеки и явные знаки, что падет на душу его грех прерванной жизни и тем отравит, раздавит собой любое счастье…)
Но и то, поманившее его счастье, хоть и не перестало манить и звать его, с годами как-то переменилось, и все чаще виделось миражем и обманом, очередною ловушкой для вырождающейся, за переменами нашими общими, неприкаянной любви – всё-то испробовавшей, перегоревшей во всём, ищущей единственного и родного тепла, но душою остывшей, разменянной, хладной…
Повстречала кого-то однажды и жена – Интернет пестр как соблазнами, так и бескрайним обманом. Лгать там проще, проще ловить на блесну. Бросила мужа и сына, но, наделав долгов и бед… вернулась скоро назад. И он принял ее, хотя друзья и говорили: «Самое время бросить ее. Поделом!» Но, сняв крестик, не снял с себя этого креста. И снова все вошло в прежнее русло, падение собственное скоро поросло для нее быльем, быть может уравновесившись упрямым несмиримым не озвученным рефреном: «Как он, так и я!» А вскоре перекрыло грех перемена в семье: родился второй сын, а там уж далее оковало русло жизни их бетонным ложем, из какого не виделось отныне ни берегов, ни жизни самой, - все ушло, все дом их оставило!
Он боялся нательного крестика, ибо виделось ему, что с таковым жизнь, подобно суровому родителю, испытывает на прочность его и без нужды нагружает проблемами. Ему не нужно было доказывать существование Бога, но, по стопам собственных родителей, он все же далек был от той Веры, какою столетиями была крепка Русь. И он, подобно сыну, сам стал «как все»: внутренний мир его «цивилизовался» и сузился до поверхностной пленки каких-то сиюминутных штампованных современных знаний. Но там, где нет Веры, там нет уже ни знаний, ни понимания первооснов, на коих зиждется мир. Так исчезло, подменено стало понятие иерархии и в теле страны, и в теле семьи. И главенство стали не признавать, а делить, на себя перетягивать.
Нет, недаром чудилось отцу некое проклятие, довлеющее над их семьей. Он искал корни такового в предках собственных, в предках по роду жены. Проклятие общее меж тем давно «прописалось» в родном нам мире.
Что до сына, то отец пусть и отвернулся и махнул на него рукой, а все же врезались в память и часто возвращались на ум ему, давая какой-то намек на надежду, слова знакомого двадцатисемилетнего технаря:
«- Я тоже до двадцати трех лет не работал. Мать содержала…»
Но, если честно, знакомый этот и судьба его – счастливое исключение. Он не спешил выйти в жизнь, теперь же – «вышел» и, как настигая утраченное, стал жить в ритме завидном и непосильном другим: спал по пять часов и везде во всем успевал – работать, отдыхать, верховодить в организованном с друзьями велоклубе. Нет, вряд ли когда-нибудь сын сможет повторить подобное!..
Итак, они переехали. Весь день следующий раскладывали вещи по привычным местам. К вечеру осталось малое: сделать «ракировку» в ванной. От хозяев осталась там громоздкая, тяжелая стиральная машинка. Нужно было вынести ее через узкий дверной проход и поставить на высвободившееся место машинку собственную.
Сперва, и явно сглупив, отец позвонил одному из перевозивших накануне вещи друзей. Получив отказ («читалось» здесь двойственное: на второй вечер вне семьи человек этот явно не рассчитывал, но можно было подумать и иное: здоровый лоб бездельничает за компьютером, а отцу помочь некому!), он не стал более никому звонить и, против воли, пошел на поклон к сыну. Впустую!
- Ну, посмотри хоть за братом!..
Пять минут спустя, отец и мать, сбивая костяшки и ломая ногти, поволокли вон из ванной чужую стиральную машину.
…Кто виноват? Виноват ли отец, виновата ли мать? Но ли могут быть виноваты одни они только? Правда ли, что отныне что ни семья, то необитаемый остров – чуждый и далекий другим? Или круг виноватых куда шире и больше?
Быть может, виноваты наши деятели от искусного?
- О, эти безусловно! Только слепая народная любовь позволяет им не замечать, не признавать за собой низости и предательства, каким «награждают» они поклонников.
Виноваты правители наши?
- Кто же снимет с них сегодня вину, с порочных и чуждых правителей наших!
Виноваты, конечно же все, ибо яд чуждый и разрушительный – повсюду. Но виноватыми будут делать семью и родителей, для чего и пришла на Русь палачом с кукольной физиономией «ювенальная юстиция». Почву для нее подготовили – по учебникам, по программам пришедшим издалека наши отечественные иуды и «господа», узнаваемые часто в лицо, кому-то завидные, кем-то любимые, но равно проклявшие род свой за тридцать сребреников.
И потому, видя и зная все, не стану хотя бы я судить здесь ни мать, ни отца, а вспомню только едва ли не единственный случай за последние более чем полвека, когда не уголовники, а Человек настоящего и большого таланта от Бога пришел к нашим детям и занимался детьми – во благо и благодарность. Кто не знает этого имени, кто не читал прекрасные книги его, поименую с великим поклоном – Владислав Петрович Крапивин.
На единственном примере этом можно здесь и суммировать, и закончить: прав Юрий Козенков*, пока в России не появится национальная, думающая не о выгоде, не о продаже своей элита, не будет нам ни «светлого будущего», ни спасения.
12.10.17
*Ю. Козенков «Остались ли русские в России»: «Любым народом на земле управляет его элита, лучшие представители нации. И то, чего достигают народы в процессе своей эволюции, прямая заслуга их элит. Российская, так называемая «элита», в своем подавляющем большинстве представляет из себя ШЛАК РОССИИ. Именно эта выродившаяся часть общества частенько называет простой народ быдлом. Но простой народ не может быть быдлом уже потому, что он является производителем материальных ценностей в любом государстве и при любой власти. А уровень культуры, духовности, трудолюбия, патриотизма, образованности и, наконец, профессионализма в работе любого народа определяется тем, как ЭЛИТА ЭТОГО НАРОДА СМОГЛА ПРИВИТЬ, НАУЧИТЬ И РАЗВИТЬ ЭТИ КАЧЕСТВА В ПРОСТОМ ЧЕЛОВЕКЕ. Но зачем это нужно продажной, воровской, бездуховной «элите» России???»
