секции и английской школе — тогда, в начальных классах, вполне было чем хвастать, это в последнее время он скатился хуже некуда, сам это прекрасно понимает.
Все недолгое время визита сводного брата Серёжка должен был сидеть вместе с ними в гостиной или на кухне и помалкивать, открывать рот, только, если спросят. Сводный брат, не стесняясь, разглядывал его, словно перед ним сидело редкое экзотическое существо из какого-нибудь Бестиария, и невозможно было уловить какие-нибудь эмоции на невозмутимом лице. В такие минуты Серёжка чувствовал себя препарированной мухой, наколотой на иголку, ёрзал на стуле и не знал, куда деть глаза.
Он старался не вспоминать о старшем сводном брате, его он тоже ненавидел, хотя и меньше, чем отца — просто, к чему думать о чужом человеке, а та семья была чужой для них с матерью. Хотя, мать, кажется, этого не понимала.
Незаметно вздохнув, Серёжка ухватил яблоко из пакета, быстро схрупал его прямо немытым и выудил ещё одно — ужин пока не готов, да и рассчитывать на него не имеет смысла, скоро придется уходить. Если попадёт к Женьке, то там, конечно, накормят — а если не попадёт?
В прихожей хлопнула дверь, Фил вернулся. Сумки в руках щетинились горлышками бутылок, оттягивались фруктами. Серёжка посторонился, пропуская его на кухню.
— А этот всё жуёт. У тебя рот отдыхает когда-нибудь? — Фил бросил на него презрительный взгляд и опустил провизию на пол. — Машенька, выглядишь великолепно! — улыбнулся он матери, и та засияла ему навстречу.
Серёжка забыл про яблоко, про то, что надо будет найти укромное место во дворе, где можно переждать до утра, если, вдруг, к Женьке, всё-таки, нельзя, что надо не забыть надеть теплую куртку, на всякий случай — мысли отхлынули из головы вместе с кровью: Фил целовал его мать, как будто имел на это право, как будто ему позволено так с ней обращаться!
Если бы в руках у Серёжки появился автомат, он бы, не задумываясь, выпустил полную обойму в этого гада, который осмеливается по-хозяйски хватать её, даже просто дотрагиваться! Мысли об оружии появились несколько недель назад и не давали покоя, возвращаясь при каждом удобном случае — этот случай был одним из таких.
Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, огрызок упал на пол.
— Ты же ещё не видел моё новое платье! — спохватилась мать. — Пойдем, я покажу тебе! Сергей, принесут пиццу — деньги в ящике. И проваливай уже к своему Женьке, пока гости не собрались! — распоряжения она бросила сыну через плечо, не стала даже оборачиваться.
От бессилия и ярости Серёжку трясло и колотило.
Не помня себя, словно сквозь вату, он услышал звонок, открыл дверь курьеру, принял четыре здоровенные коробки и огрызнулся на весёлое замечание молодого парня:
— Привет, пацан. Что, родители в отъезде, решил оторваться? Разумно!
— Не ваше дело!
— Ладно, ладно, не моё.
Курьер покладисто пожал плечами и скрылся за дверью.
Серёжке пора было уходить, но он всё медлил, дожидаясь, когда же Фил с матерью выдут, наконец, из комнаты. Вслед за курьером притащились гости, привычно и непринужденно расположились в гостиной, ходили мимо Серёжки, самостоятельно хозяйничали в кухне, доставали пиво из холодильника, хватали пиццу из коробок, включили телевизор — чувствовали себя, как дома, его, вроде, и не замечали.
Его заметила пятая тётка: как только ввалилась толстой бесформенной массой в дверь, сразу же восхищённо уставилась на бродившего бесцельно подростка.
— Ой, вы только посмотрите на это чудо! Это Машкин сынок, что ли? А я считала, он маленький. Как тебя зовут? Ну-ка, подойди сюда! Хорош! Какой красивый мальчик!
Тётка говорила хриплым басом, и жирные складки колыхались по всему ее телу. Она щипком потрепала Серёжку по щеке, откинула со лба непослушные кудри, покрутила за подбородок голову, полюбовавшись на него с различных ракурсов. Он, с тщетными усилиями вырываться из цепких рук, невольно таращил глаза на глубокий вырез платья, оказавшийся у него прямо под самым носом. Женщина довольно расхохоталась, глядя на его потуги, вырваться от неё было не так-то просто.
— Какой же ты красавчик, ты знаешь об этом? Наверняка знаешь. Небось, в классе все девочки по тебе сохнут, да? — она прижала его к горячей душистой подмышке, заставив пунцово вспыхнуть. — Ах, какая смена подрастает!
Он не знал, куда ему деваться от стыда, куда смотреть, чем дышать, во что упереться руками, чтобы оттолкнуть эту тётку — а та только веселилась:
— Смотрите-ка, как мило он краснеет! Ну просто ангел. А глазищи как сверкают! Аппетитный поросёночек, так бы и съела!
Вокруг тоже все засмеялись.
— Тань, прекрати смущать парня! Выпусти его!
— Скворцова, хватит совращать малолетних, а этих двоих куда девать? Давайте лучше потанцуем, пока Машка не пришла!
На середину гостиной выскочила одна из женщин и начала медленно извиваться под музыку. Оставив свою пару на диване, невысокий плотный мужичок принялся отрывать Серёжку от пышного бока.
— Выпусти мальчишку из когтей — это не та добыча, которая тебе нужна, здесь и мужчины есть.
— Старый лысый извращенец, больно ты мне нужен! — фыркнула тётка и расплылась в довольной улыбке, прижавшись своей щекой к Серёжкиному лицу. — Я вот таких люблю, молочных поросяток, у них и сопли ещё золотые. Над ними так забавно прикалываться! — она захихикала басом.
— Тань, а тебя разве сюда звали? — подала голос оставленная на диване девушка.
Татьяна перестала смеяться, гордо и надменно выпрямилась.
— Ха! Это ты, деточка, ждешь приглашения, а меня звать не надо, я сама прихожу, куда захочу!
— Я слышала, что тебя никуда уже не зовут, — буднично сообщила девушка. — От тебя везде одни неприятности.
— Да? Ну попробуй, выгони меня!
От возмущения тётка почти выпустила Серёжкину руку, и ему почти удалось улизнуть, но зазевавшаяся было Татьяна снова его поймала.
— Куда ты?! Сегодня ты будешь моим кавалером, забыл? Давай потанцуем с тобой!
— Нет, — он решительно отступил.
— А что так? — с неподдельным интересом допытывалась тётка. — Никогда не танцевал? Да брось. Ты уже взрослый парень, тебе пора учиться бывать в красивых компаниях, уметь танцевать с красивыми женщинами, или ты меня боишься? — она снова рассмеялась. — Нет, вы слышали, он меня боится! Надо тебя подбодрить. Митяй, налей ему шампанского! — велела она толстяку.
— Тань, хватит уже, успокойся! — останавливала ее другая женщина.
— Да, Скворцова, мальчик уже не знает, куда ему деться от тебя!
— Не-е-ет! Я его прямо полюбила, мы с ним ещё поцеловаться должны! — захохотала их пьяная подруга и уставилась на полыхавшего, как маковое поле, Серёжку. — Ты умеешь целоваться? Ну?
— Что? — испугался он.
— Тебе девушка призналась в любви, невежливо молчать с твоей стороны. Подумай хорошенько, как нужно ответить?! Не словами!
Серёжка весь вспотел рядом с ней. Тётка прицепилась, как какая-нибудь средиземноморская пиявка! Почему именно средиземноморская? Вероятно, там водились самые прилипчивые пиявки, её родные сёстры. Он яростно вырывался, а она тряслась от смеха всем своим жирным телом и приближала к нему толстые губы, перемазанные в тёмно-красной помаде.
— Сергей! — гневный окрик матери прозвучал волшебной музыкой среди всего этого кошмара.
От неожиданности толстуха Серёжку выпустила, и он сразу же, не мешкая ни секунды, метнулся в сторону и выскочил в прихожую. Татьяна невинно подняла брови, пожала плечами и отняла у Митяя фужер с шампанским.
Серёжкина мать в бешенстве подскочила к ней и врезала бы, но занесённую руку успел перехватить Фил.
— Маня, не порти вечеринку — подумаешь, поцеловала! Ты что, серьёзно считаешь, что это его первый поцелуй? Я тебя умоляю! Наверняка он уже все попробовал.
— Ему только тринадцать лет!
— Ему уже тринадцать лет, — поправил Фил. — Они сейчас все рано начинают. Акселераты-мутанты. Разве ему дашь тринадцать — пятнадцать, как минимум.
— Ты не понимаешь, — загадочно произнесла Серёжкина мать. — У меня и так с ним всю жизнь одни проблемы… Я должна…
Притаившийся в прихожей сын, сидел на полу рядом со шкафом для обуви, уткнувшись подбородком в колени, и с горечью слушал, как мать жалуется посторонним на трудности, связанные с его воспитанием. Было до слёз обидно, что она попала под влияние этого…
Проглотив комок в горле, он незаметно вытер глаза, не хватало ещё заплакать, как маленькому. Как там сказал этот… Фил? «Ему УЖЕ тринадцать лет!»
Он взрослый.
Согласно Кодексу древних самураев «Поражение — это выбор, победа тоже. Ты проиграешь, только, если сам так решишь»*. Значит, пора принять решение о победе. Пока он проиграл, но из любой ситуации нужно выносить полезный для себя опыт: да, над ним посмеялась противная жирная тётка — зато теперь можно говорить ребятам, что он умеет целоваться.
От воспоминаний передернуло.
Вот у кого все комплексы и психологические проблемы из детства при такой матери и её непонятных друзьях-отморозках.
С очпонами не заморачивайся!
. Спасибо!
(с)