прилипшими к галошам жёлтыми листьями. Затем папа купил Кате большую красивую коробку с пеналом, линейками и тетрадями – «Подарок первокласснику». Написал на ней печатными буквами: «Любимой доченьке от папы». И уехал.
Больше Катя никогда его не видела. Много позже она узнала, что на следующее лето отец утонул в холодной реке Воркуте.
Мама стала учить её читать. Способ обучения напоминал дрессировку, только без кусочков сахара: надо было по букварю повторять за матерью буквы и называть их самой. За каждую ошибку следовал удар по голове. Через несколько дней такой учёбы девочка стала прятать букварь под ковёр... Но при поисках, пугаясь ещё большего гнева матери, доставала книгу.
Как ни странно, читать Катя научилась. В доме имелись книги – немного детских, немного взрослых. Детские вскоре закончились, и девочка взялась разбирать страницы толстых взрослых книг. Там попадалось множество новых, непонятных слов, приходилось по тексту догадываться об их смысле. И догадаться чаще удавалось, Катин словарный запас заметно возрос, только вот непонятно было, как правильно ставить ударения: во взрослых книгах это не обозначалось. Так и запомнила многие слова «с иностранным акцентом». Но читать это не мешало.
Чуть позже семилетние ровесницы пошли в школу. Они важничали в своих белых передничках и бантах, гордились новыми портфелями и выглядели такими красивыми… Катя в первый класс не пошла, а почему - сама не знала. Заглядывала к ним какая-то тётя с бумагами, но мать заявила, что дочка в школу не пойдёт, и закрыла дверь.
Примерно тогда же мама научила её молитве «Отче наш», заставила вытвердить наизусть, и порой требовала произносить её вслух и креститься. В эти дни побоев не было. Но такие дни бывали нечасто.
Жестокое обращение матери с дочкой заметили и родственники, иногда появлявшиеся у них. Качали головами, укоризненно восклицали: «Что же ты делаешь? Так нельзя!»
И уезжали. Катя снова оставалась одна. Но у неё уже были книги, с которыми она забивалась в угол и, сидя на полу, уходила в другой мир, где жизнь оказывалась совсем иной.
В один прекрасный день деньги у мамы закончились совсем: не осталось даже на метро. Она одела дочек, взяла на руки Настю, завернутую в одеяло, и холодным ноябрьским днём повела детей пешком через пол-Москвы, к деду.
Через пару часов, когда дети уже устали, им встретилось огромное здание – центральный корпус МГУ, как осознала Катя много позже. Мать завела девочек в необъятный холл с мраморными колоннами, полный людей. И попыталась в уголке перепеленать младшую.
Тут же подошли подтянутые мужчины строгого вида. Мама ругалась и кричала, что раньше училась здесь на подготовительных курсах и ей надо перепеленать ребёнка. Но их всех куда-то повели.
Потом Катя долго сидела в кабинете, а в соседней комнате мама разговаривала с кем-то. Затем к Кате наклонился мужчина с умным лицом… она уже привыкла, что в отсутствие мамы обращались к ней, к старшей.
- Как тебя зовут? – мягко спросил он.
- Катя… - девочка смотрела в пол.
- Скажи, Катя… - и тут она почувствовала, что ему очень неудобно задавать этот вопрос. – Твоя мама - она… - взрослый запнулся, - она всегда такая?
В мыслях вспыхнуло: «Вот! Вот оно! Меня спрашивают, меня готовы услышать!» И тут же: «Если скажу, что всё время бьёт – опять выругают …»
И семилетка подняла наивные, распахнутые глаза на задавшего вопрос мужчину и выдохнула: «Да-а…» Она смотрела на него с доверием, с отчаянной надеждой, как на старшего, сильного, почти как на Бога…
Собеседника даже слегка отбросило от неё, он отвернулся. При ней стали звонить по телефону… вскоре пришли врачи, затем из соседнего кабинета вывели маму. Два огромных дядьки в белых халатах и шапочках держали её под руки, мама не хотела идти. Катя молча смотрела на это… сознание записывало события. Увидев дочь, женщина закричала: «Катя, расскажи бабушке, что со мной сделали!» И её увели.
Потом Катю везли в милицейской машине… она оказалась в большом детском саду, где находилось много детей и несколько усталых, строгих воспитательниц. Где сёстры, она не знала. Ей зачем-то отрезали косичку, обрили наголо и переодели в длинное не по размеру платье в мелкую сине-серую клеточку. Наверное, так было надо…
И она стала жить в детском саду, который назывался «детский приёмник». Несмотря на строгость воспитателей и колючее платье, Катя чувствовала, что с её плеч свалилась громадная неясная тяжесть. Надо было слушаться чужих и занятых взрослых, но девочку никто не бил, и её, наконец, начали регулярно кормить. Она стала как все дети.
Однажды на прогулке Катя заметила в младшей группе сестру Лену. В тот же день она стала ходить по коридору, заглядывать во все двери и за одной из них увидела кучу малышей и сестрёнку. Обрадовалась и подбежала к ней. Четырёхлетняя Леночка прижалась к старшей и тихо пожаловалась: «Мне укол в руку сделали, болит сильно…» Катя нагнулась, посмотрела на красную, распухшую ручонку: большой отёк блестел натянувшейся кожей. Автоматически сработало: «Я же старшая… помочь, защитить… или рассказать взрослым.» И она подвела малышку к воспитательнице:
- Ей укол сделали, у неё рука болит!
В ответ неожиданно обрушился крик:
- Ты чего сюда ходишь?! У тебя какая группа, старшая? вот и иди туда к себе! Иди!!
Девочка растерянно выбежала. Она ведь поступала, как учили, почему кричат?
Несколько дней сестрёнку не было видно, затем Лена снова появилась в своей группе, с забинтованной рукой. Но старшая теперь боялась к ней подойти и только смотрела издали. Куда подевалась маленькая Настя, было вообще непонятно, но у кого спросить, Катя не знала.
Ещё через несколько дней воспитательница позвала её:
- Катя, сейчас пойдём в кабинет, там расскажешь, как зовут тебя, сестёр, фамилию, про родственников… Сможешь?
- Да…
Воспитательница наклонилась, внимательно посмотрела и переспросила:
- Сможешь?..
«Она думает, что я глупая?» Катя твёрдо глянула взрослой женщине в глаза:
- Да.
В кабинете сидел широкоплечий мужчина c привычно жёстким лицом. Педагог ещё раз испытующе взглянула и ушла к остальным детям. Сидящий за столом оказался спокойным, не ругался. Велел сесть. Катя влезла на стул – ноги не доставали до пола, - и завязался осторожный разговор.
- Тебя как зовут?
- Катя...
- А фамилия?
- Фёдорова.
- А отчество?
- А?.. – затруднилась опрашиваемая.
- Ну... как папу твоего зовут?
- Толя...
(записал всё).
- То есть, получается, ты - Фёдорова Екатерина Анатольевна?
Катя удивилась про себя: «Ого, как звучит…»
- Даа...
- А твои сёстры?..
- Лена и Настя.
«Чего он всё время пишет?»
- Лена - это младшая?
«Глупости какие-то говорит…»
- Нет, Настя младшая, а Лена - средняя...
Мужчина записал, повторив: «Елена. В Доме Малютки - Анастасия»
«…Почему он их так называет?»
- А где твой папа?
- В Воркуте...
- А бабушка есть?
- Да, бабушка Рая, в Луганске...
- Хм… Ну, а в Москве у тебя какие-то родственники есть?
- Да, дедушка Паша...
- А как его фамилия?
Катя запнулась, начала соображать. Ей до этого никто не объяснял, что у деда другая фамилия. Но, раз никто ничего не говорил…
- Фёдоров!
Так и записал, на том и закончили.
Через сколько-то недель… или месяцев? – главная воспитательница, одетая, как обычно, в серый костюм и очки, позвала девочку от игрушек:
- Катя Фёдорова, ты знаешь, кто это?
Рядом с ней стоял рослый Катин дед с привычно зачёсанной шевелюрой и растерянно искал взглядом среди детей. Внучка бросилась к нему:
- Дедушка!
Тот недоуменно глянул на обстриженную головёнку с коротким «ёжиком» волос. Сбоку прозвучал настороженный голос:
- Это твой дедушка?..
«Она ж его не знает» - мелькнуло у Кати. Она повернулась, словно отгораживая деда спиной, и убедительно, радостно сообщила:
- Да, это дедушка Паша!!
«Он хороший!» - прозвенело в её голосе.
Наступила пауза. Дедушка тихо удивился, где же Катина косичка; главная воспитательница строго заметила, что здесь так положено. Потом они вспомнили о каком-то всесоюзном розыске на девочек. Начальница спохватилась: да, ей звонили и надо сообщить. Заторопилась и ушла. А дед сидел с внучкой в коридоре и долго молча смотрел на неё, Кате даже стало неуютно. Затем проговорил:
- Что ж ты фамилию неправильно сказала? Я Золотов, а ты: «Фё-ёдоров, Фё-ёдоров…»
И видно было, что он представляет себе перепуганную плачущую девчонку, кричащую глупости.
Дедушка навещал её несколько раз, приносил шоколадки… а потом приехала бабушка Рая. И от неё уже Катя не отходила ни на шаг. Сразу же передала то, что велела мама… но бабушка как-то странно махнула рукой и отвернулась. Помолчав, тихо произнесла:
- Мама болеет, она пока будет в больнице.
Дальше взрослые о чём-то долго разговаривали, Катя не всё понимала, лишь улавливала обрывки:
- Бу-бу-бу… сироты… бу-бу… документы, опекунство… Бу-бу-бу… Дом Малютки… предупредили: забирайте скорее, младенцы у нас так мрут! Бу-бу-бу… оформить… - и так далее. Девочка во всё это не вникала: бабушка здесь, значит, всё будет хорошо.
И бабушка действительно перед уходом сказала:
- Катя, скоро я приду и заберу тебя.
И Катя ждала.
А потом однажды ей приказали одеться для прогулки и вывели во двор. Другая воспитательница привела закутанную Леночку. А во дворе… там стояла бабушка Рая с коляской! «Настя нашлась!» - поняла Катя.
Бабушка сказала:
- Катя, ты уже большая, начнёшь ходить в школу… бабушке надо будет помогать.
Вручила ей ручку коляски - в одеяле действительно сонно сопела Настя. Сама взяла за руку среднюю Леночку, и они все вместе пошли на улицу, к станции метро, где сквозь бледные сумерки светилась красная буква «М». Катя толкала коляску по утоптанному снегу и думала: «Бабушка будет жить с нами».
Начиналась другая и, наверное, хорошая жизнь…
Когда ещё читал, торкнуло меня - а ведь так ещё живут. Рожают и потом живут. Пытаются, как видят...
Спасибо вам...