три вида: живых, мёртвых и тех, что ходят по морям».
Сами посудите. Месяцы без берега и семейной жизни в замкнутом ограниченном пространстве корабля в небольшом человеческом коллективе, где каждый прыщ на лице товарища становится, как родной. На корабле каждый знает друг о друге всё - характер, семью и любовницу, увлечения и триппер, горести и радости. Кто что ест, пьет, кого и как «любит». Недостатки и маленькие слабости каждого не замечаемые в обычной жизни в походе во сто крат преувеличиваются и становятся проблемами.
В море экипаж постоянно сопровождают одни и те же боевые посты с ограниченным жизненным пространством. Шкалы приборов, напоминают человеческие лица, и лица порой похожи на изношенные приборы. Вахты четыре через четыре при спокойном и штормовом море, когда твердь палубы уходит вниз в бездну, а борщ, съеденный за обедом, наоборот пытается лезть наружу через уши и нос. Тревоги, авралы, учения и тренировки и опять тревоги, авралы, учения и «вечные приборки», сдачи курсовых и специальных задач. Все называется учебным, но люди действуют как в настоящем бою. Об учебном режиме знают только на ГКП.
Это только маленькая толика того, что стойко переносит моряк в плавании. Здесь нужен бетонный характер. Надеется не на кого, кроме, как на себя и своего товарища по экипажу. Корабельное оружие — оружие коллективное. Один в море не воин. На одном голом романтизме это мужское дело не вытянуть!
Надо быть просто до безумия влюбленным до самозабвения в морское дело, не показывая это другим и самому в это не веря. Корабельный офицер, считаю, это не специальность, а диагноз!
Корабельный ракетчик в мокром от пота кителе командует своим флибустьерам:
- Внимание! Ракетная атака!
Оживает корабельная ракетная установка. Начинает вращаться пусковая балка, которая вертикально встает напротив люков ракетных погребов. Открываются люки и из недр корабля, как в фантастическом фильме медленно поднимаются вверх зенитные ракеты. Срабатывают стопора и они, направляемые матросами-операторами по воле командира группы управления ракетным оружием - «групмана» готовы полететь в сторону «противника».
- Батарея! - палуба в рубке становится горячей, как раскаленная сковородка. - Пуск!
«Групман» нажимает красную кнопку. Электрическая фаза на пусковых установках по закону подлости вырубается в самый не подходящий момент, обесточивая весь корабль и ракетный комплекс. Сельсины уходят на ноль, пусковые спаренные балки безвольно повисают, как сырые сосиски. Ощущение, что Минэнерго отключило электричество за неуплату.
- Ой, мля, - машинально боднув воздух, успевает сказать главный электрик и в немой муке пропадает с ходового мостика.
Корабль погружается в темноту и в состоянии уныния начинает плыть как бы сам по себе в параллельном измерении. Тишина, как в публичном доме в десять часов утра. Наступает простой русский кирдык. Хочется повеситься.
Командир начинает свесившимся носом принюхиваться к возникшей ситуации. Безвыходность начинает оглушать. Ракетная стрельба заваливается, как мачта, сраженная неприятельским ядром.
- Ахтыжтвоюмать! - командир выпускает из себя последний воздух.
Его холодный пот заливает радар, офицеры на ГКП зажмуриваются, готовые к мордобою. Все накрывается русским медным тазом.
- Механик! - командир, с побелевшими от гнева ноздрями навыкат рвет удила и начинает реветь белугой. - В бога, душу, мать и архангелов! - простые русские слова сразу начинают отдавать эвфемизмами. - Где «напруга», ёкарный бабай? Куда все девается?
- Так точно! Никак нет! - вытянувшись по стойке «Смирно», дрогнувшим голосом динамит позеленевший стармех.
- Не надо мне тут «точкать» море соплями! - дымящийся от злости командир передразнивает подчиненного и начинает изгонять бесов с корабля, да так, что от безумного ора неожиданно заклинивает фосфорную отметку на экране локатора. Корабль слепнет.
- Ч-что это т-такое? Совсем нюх потерял? Я тебе покажу академию и аттестацию, ты у меня получишь очередное воинское звание! - командор сатанеет, будто на мостике пиратской каравеллы. - Выброшу за борт на корм крабам!
В рубке начинает пахнуть бесовской серой. Интенсивность мата в секунду нарастает по обратной петле Гистерезиса, лишний раз, доказывая, что мат на корабле не может быть доказательством, но доказывает всё!
- С-слушаюсь! Есть! Т-рищ к-командир! Бу сделано! С-сейчас, у-устраним, - шипит лицом электрик, почувствовав удушье.
От волнения мозги вываливаются кучей дерьма на репетир компаса и складываются в коровью лепешку. Лейтенант чувствует сухость во рту и заикающе квакает. Хорошо понимая, что ненароком открыл ящик Пандоры, превращается в тень от стойки машинного телеграфа.
- Сигнальщики! Что видите?
- Уходящие просранные возможности!
«Умники!» - проносится в голове у кэпа, но тут же позабыв о матросах, командир начинает накачивать «короля говна и пара».
- Стармех! Считаю до трех, не будет напряжения - под трибунал! Три года расстрела и каждый день до смерти! Время пошло! - лязгая зубами, как голодный волк, командир с побагровевшей шеей начинает нарезать круги по тесной рубке.
- Так точно! Есть! - старший механик в зашнурованном состоянии чернеет лицом и начинает нецензурно мычать.
- Что «Есть»? - командир останавливает понос слов подчиненного. - Что ты мне тут плавучий публичный дом устроил? - командир, как пьяный гусар в публичном доме при пожаре во время наводнения бросает трубку «Каштана» в переборку, шаря глазами по рубке в поисках еще чего-то, чем можно запустить в стармеха.
Опять наступает тишина, как на погосте, только слышится сопенье штурманенка за выгородкой. Корабельный колокол, как забытый приговоренный к смерти застывает эпоксидным клеем.
- Устраним! - выдыхает стармех.
- Что устраним? - командир, глюкает кадыком и реактивный очередной залп убийственной брани размазывает присутствующих по переборкам боевой рубки. - Свой корабль к черту утопим, ипатьтвоюлюсю?
- Это все химики, - шипит носом, истоптанный командиром, стармех.
- Что химики? - кэп сверкает боевой сталью зубов.
- Наверное, картошку опять жарят на опреснителях! - тихо встревает штурман, с озабоченным видом крутящийся возле пеленгатора.
- Командир бе че два, геморрой на твою голову! - орет командор, но в ответ тишина. - Где этот клоун? Подать мне его сюда, вашу маму люблю! Куда все пропадают? - и щелк оскалом осьминога. - Что у нас происходит?
Командиру бы сказать флотскую присказку «Случилась страшная беда - мы обосрались, как всегда!» и успокоиться, но он продолжает возмущаться.
- Всех отправлю в паелы! Расстреляю всех к ядреной фене!
Кэп в стихийном кошмаре боевой тревоги непроизвольно тянется к воображаемой кобуре на поясе. Слышится как бы звук взводимого курка. Начинается командирское лечение глистов народными средствами. Воздух на ГКП, наполненным военным юмором становится тягучим. Мрак и кошмар.
Через некоторое время пропавшую «фазу» находят у химиков, у которых от перенапряжения полетели все пакетники, чуть не сотворив пожар. Начинают искать предохранители. Сразу не находят. Достают предохранители, но они оказываются не того номинала. Посылают за другими.
Пока рыщут по кораблю, инженер БЧ-2 вместо предохранителей наматывает на «ножи» рубильника медную проволоку с палец толщиной, рассуждая просто: «Если вы хотите сорок первый год, то я вам сейчас устрою маленький Сталинград!» «Напруга» появляется.
- Пуск! - повторно звучит команда для красной кнопки.
Корпус корабля нервно вздрагивает. С кормовой пусковой установки вырываются два огненных языка. Оглушив всех кого можно, рев ракетных движков начинает стелиться по поверхности моря. Сдув маршевыми двигателями бакланов с надстроек, ракета делает «горку». Обнаружив мишень, ныряет вниз к воде и успешно поражает натянутую парусину на барже-мишени.
- Домой! В базу! - с видом повешенного именинника, удовлетворенно командует командир.
