ли
о богоугодных делах за такой бурной мирской деятельно-
стью? Нет. Молебен проводится строго, все должны при-
сутствовать. Бездомные и нищие могут найти здесь приста-
нище и работу. Их кормят сытно и прощают все, кроме
пьянства.
Иерархия управления довольно строгая. Есть главный
епископ, его заместитель, наставник, два эконома. Перспек-
тива для роста проста и легкодоступна, но при постоянном
соперничестве и наушничестве в тяжелой атмосфере пау-
чьей грызни. Это неизбежные издержки любого замкнуто-
го сообщества, где играют страсти, интриги, зависть, как
банальная человеческая составная.
Вы спросите меня, зачем нужна такая модель в социу-
ме? Откровенно скажу — это лишняя опухоль с метастаза-
ми на теле человечества. Мало того что ловкие делки наш-
ли легкий способ зарабатывания денег, они еще и манипу-
лируют нашим сознанием, играют на чувстве веры, святых
истинах, а цель до банальности проста — власть и деньги.
Сама идея истинному служению Богу извращена. Прежние
аскеты и схимники превратились в жирных котов, погряз-
ших в роскоши и разврате. Это ли не парадокс?
– Ты забыл еще об одном аспекте, — продолжила Уиц-
рик. — Монастыри исторически служили оплотом самодержавной
власти, часто играли роль крепостей в борьбе
с завоевателями, использовались как тюрьмы — например,
Соловецкий монастырь. Некоторые, самые элитные, как
Новодевичий в Москве, служил местом заточения царственных
особ, царевен, боярынь и прочих аристократов.
В Средневековье уйти в монастырь
было обычным делом. Принцесса,
не дождавшаяся принца, обречена
была остаться старой девой до кон-
ца жизни, и единственный путь для
нее был — монастырь. Туда же
спроваживали постылых жен мо-
нархи, там же заканчивали жизнь
«лишние» претенденты на престол.
Если б монастырские стены умели
говорить, они бы кричали от боли,
залились бы слезами и кровью не-
счастных узников в одиноких ке-
льях, которые осталась там сокрытые от посторонних глаз
навечно. Отослать в монастырь под зоркий надзор настоя-
телей — это так просто, буднично, а главное — гуманно.
Вроде не тюрьма и не эшафот, но тихое и мучительно дол-
гое увядание, погребение заживо. Ведь принявшие постриг,
не могут больше покинуть стены монастыря.
– Были случаи, когда монастыри сами охотились за
богатыми
наследниками, чтобы насильно постричь, при-
своив себе наследство жертвы. Это похоже на выбивание
пожертвований в современной действительности, о кото-
рой нам рассказал Ольгерд, — дополнил Олег.
– Я намедни занялся статистикой, и вот какие интересные
цифры выплыли наружу, — Ольгерд взял ноутбук
и зачитал. — Оказывается, в России примерно столько же
монастырей,
как во всей Европе, а может и больше —
примерно
тысяча. Это самые большие. В Украине — 200.
Следуя совковой традиции считать добычу угля и выплав-
ку чугуна на душу населения, — с иронией произнес Оль-
герд, — я пошел тем же путем. Так вот, количество мона-
стырей в расчете на душу населения выглядит так:
в России на 158 тыс. — 1 монастырь;
в Украине на 245 тыс. — 1 монастырь;
в Европе на 603 тыс. — 1 монастырь.
То есть в России в 3,8 раза приходится больше мона-
стырей чем в Европе.
В Украине в 2,4 раза больше чем в Европе.
Это приводит к очень неутешительному заключению.
Общество болеет, и болезнь не отступает, а, наоборот, уси-
ливается. В чем причина? Как вы думаете, друзья мои?
Наступила пауза, но вот Беатрис окинула всех торжествующим
взглядом и произнесла:
– Вы сами ответили на свой вопрос. Причина в обще-
стве, вашем обществе, славянском менталитете. Старушка
Европа свои хвори тянет со времен Средневековья, но не
обзаводится новыми. А здесь настоящий Клондайк. Куда
нам до ваших акул. То запрещаете веру, то снова туда всех
загоняете. Хотя нет, это был не запрет веры, а так — подмена
понятий. Один бог заменился другими божествами.
А КПСС, как священная корова, и стала той церковью,
в которую загнали весь скот. Вы даете собой манипулировать.
У вас нет чувства свободы, ее вытравили, выхолостили
и подменили такими понятиями, как массовое
сознание,
коллективизм и прочей советской пропагандистской
ерундой. И не говорите, что вы избавились от
всегоэтого.
Чушь! Ваши же цифры по вам и бьют. Только
раньше считали количество закрытых монастырей, а теперь
наоборот.
– Но мы тогда и стали атеистами.
– Атеизм та же вера, только в другое. Вы верите в Выс-
ший разум? А это и ест Бог. Только примитивные люди
представляют его примитивно по своему образу и подобию:
где-то там на пышных облаках восседает Бог и следит
за нами. Он строгий, наказывает нас за малейшие грехи,
посылает
нам болезни, беды, смерть. Но он любит нас! Но
ах, оказывается, что больше нас он любит деньги!
Беатрис стала в театральную позу и все покатились со
смеху.
– Подожди, а как должен выглядеть высший разум по
твоему представлению, — спросил Олег Беатрис.
– Как огромная мать-рептилия, ужасная, кровожадная
и очень плодовитая. Она окутана не облаками, а опутана
коконами, из которых вылупливаются такие же клоны,
и она заселяет ими все планеты. Вот одна упала и сюда, —
продолжила парад пародий Лена, указав на Беатрис, как на
тот самый упавший кокон.
Дружное веселье продолжалось. Леночка не забывала
свои обязанности радушной хозяйки, предлагая гостям
напитки
и угощения. Она предложила немного отдохнуть
от прений, развлечься чем-нибудь, но разговор снова закрутился
вокруг темы монастырей. Ольгерд сел на своего
конька и удержать его было невозможно. Он принялся
классифицировать монастыри по их виду, конфессиям
и исторической роли. Но когда речь дошла до буддийских
и индуистских монастырей, Лена решительно его прерва-
ла и предложила гостям прогулку по саду. Перед сном
легкийпроменад
был в самый раз. Ольгерд галантно взял
под руку Беатрис, и они продолжили беседу:
– Могу я рассчитывать на некоторую долю откровен-
ности с вашей стороны?
– Раз обещала, спрашиваете, — ответила Беатрис.
– Только откровенно. Как часто пользуются монахи
тайным туннелем, соединяющим два монастыря, и как
частовы
устраиваете «спектакли» на подмостках часовни?
Беатрис остановилась, подумала и начала рассказ.
– Ольгерд Леонардович, вся моя жизнь прошла в сте-
нах монастыря, который стал и моим домом, и моей тюрь-
мой. Как и все, монастырь имеет две стороны медали. Одна
публичная, правильная, отвечающая всем канонам и правилам.
Другая… Я не могу раскрыть вам всех деталей темной
стороны, скрытой от посторонних глаз, потому что мне все
еще дорога жизнь. Но о многом вы догадываетесь и знаете.
Я сама порождение ненавистной мною той системы.
Ольгерд с удивлением посмотрел на нее.
– Да-да, ненавижу. Они убили во мне не только веру,
которую я не испытываю уже давно, но и сострадание к че-
ловечеству. Вы правы во всем, утверждая, что это система
выколачивания денег с верующих и мнимая благотвори-
тельность на фоне разврата и роскоши высших сановников
церкви. Когда я познакомилась с Паоло, тогда и втянулась
в эту систему. Я как с катушек съехала: все обиды и презре-
ния вылились наружу. Он сделал меня любовницей, затем
настоятельницей. Чуть позже я стала тайным агентом Ва-
тикана, вошла в масонские круги. Ваше вторжение в мою
обитель смешало карты, не скрою, вы взбесили меня своей
наглостью и, зная от Паоло подоплеку ваших исследова-
ний, я решила устроить этот спектакль. По-моему, он мне
удался на славу, во мне умерла великая актриса. Но вы на
этом не остановились, и все пошло не так, как я предполагала.
Паоло попал в опалу, я осталась без покровителя.
Многие монастырские дела всплыли в непривлекательном
свете, и мне приходится налаживать все заново. Я не отве-
чаю отрицательно на ваши вопросы, но и не говорю да. На-
деюсь, мы поняли друг друга.
– Вы сильная и смелая женщина. Но неужели сможете
продолжить службу в монастыре после всех скандалов во-
круг обители?
– Я приняла постриг, а это на всю жизнь, обратной
дорогинет.
Служить буду, но поверну свою деятельность
в противоположную сторону. Если монастырь будет вы-
полнять свою истинную функцию служения идеалам
веры — не важно, в кого, важно, во что: в добро, сострада-
ние, справедливость и разум человеческий, я достигну тех
же идеалов, что и вы. Там живут несчастные, у которых нет
другого дома, кроме монастыря, пусть доживают свой век
спокойно.
Ольгерд поцеловал Беатрис руку и предложил вернуть-
ся в дом.
Но спать, похоже, никто не собирался. В кои веки они
еще соберутся так вот вместе тесной компанией.
Дом угомонился только перед рассветом, много было
выпито, много съедено, много сказано. Но главное, оппо-
ненты стали единомышленниками, сами того не замечая,
они пришли к единому мнению и наутро поняли, что они —
союзники. Разными путями они дошли до этого, но глав-
ное, пути их сошлись, и теперь должны были переплестись
навсегда.
