круги, словно старая сука перед течкой, а потом, несколько успокоившись, выпроводил Ивана за дверь, и, похлопывая его по плечу, с шутливой строгостью напутствовал.
-Да, Иван. Ты себе хоть какую ни будь бабенку заведи, из солдаток, или из беднячек там.… А то слух уже ходит, что ты с кошкой сожительствуешь. Глупость конечно, но все ж таки ты понимать должен, Иван: места у вас глухие, люди темные, а коммунистов - раз-два и обчелся.…Ни к чему нам такая твоя кошачья репутация. Ни к чему…
…За большим столом сотника Яицкого войска казачьего Звягинцева всегда шумно и сытно. Семья большая, пятеро взрослых сыновей и две дочери на выданье, но все живут одним домом. Работают на один карман.
Наваристые щи, отварная белорыбица, солонина из медвежатины на бледно-розовом срезе слезой исходит. В красного стекла запотевшем графинчике можжевеловая водка. На Кузнецовского фарфора блюде, густо посыпанные резаным луком соленые грузди и огурцы. В избе жарко, несмотря на приоткрытые окна.
Хозяин дома, располневший Лука Игнатьевич насмешливо смотрит на стоящего посреди комнаты Ивана.
- Ну и что ж ты думаешь, что если ты коммунист, директор клуба, так я тебе, голытьбе и бездельнику дочь свою отдам, Машку? Да ты братец рехнулся.
Она казачка потомственная. Мои предки сюда, на Каменный Пояс еще с Ермаком прибыли. Род Звягинцевых на службе у России почитай лет триста уже как.…А ты, мужик в зятья ко мне набиваешься!
Все сидящие за столом, в том числе и младшенькая, семнадцатилетняя Маша громко смеются.
- Есть пить хочешь? Садись…- Лука Игнатьевич наливает в стаканчик можжевеловой и опрокидывает ее в широко раскрытый рот.
-А нет, вот тебе Бог, А вот порог!-
Он, А вслед за ним и все домочадцы вновь возвращаются к прерванному приходом Баркасова обеду. Ложки громко стучат о дно тарелок. Слышатся сытные отрыжки хозяина дома.
Баркасов подошел к столу, небрежно наполнил водкой полный, граненый стакан, так же небрежно выпил и, не закусывая через несколько минут говорит, громко и отчетливо выговаривая каждое слово.
- Да, ты прав, Лука Игнатьевич. Я из мужиков и радетели мои.., по - пьяни угорели. Но это все сейчас совершенно не важно. А важно и для тебя, и для все твоей семьи только то, что в списке на раскулачивание в станице, твоя фамилия, первой стоит. И сейчас, только родство со мной, коммунистом и красноармейцем, прошедшем и германский фронт, и гражданскую, орденоносцем и контуженным сможет хоть как-то прикрыть твою, Лука Игнатьевич задницу. Так как чувствую я, что ты с-с-с-сотник, просто высылкой не отделаешься.
Отчего-то кажется мне, господин Звягинцев, что ребятки из ЧК, что в конторе у «Зеленого рынка «расположились, уже в ближайшие дни, тебя твое же говно жрать заставят. А засим прощайте! И если до конца этой недели, ты слышишь, казак хренов, Маша сама ко мне в Каменки не придет, сама повторяю- то я, я и пальцем потом не шевельну, что бы тебе помочь, да и всему твоему семейству!
Баркасов злобно хлобыстнул тяжелой дверью, и шепотом матерясь, не оглядываясь, пошел в сторону Сибирского тракта, в Каменки.
….Мария Звягинцева, в закуток к Ивану, прокуренный и душный, пришла через неделю, принеся собой терпкий, чуть заметный запах осеннего кленового листа и девичьего, не знавшего мужских рук тела.
Баркасов стоял босиком возле окна, в одних кальсонах, и, прищуривая слезящиеся от едкого, махорочного дыма глаза, молча смотрел, как она не спеша, с пугающей его решимостью снимала с себя девичье свое белье.
Смахнув с простыни мелкие крошки и кое-как расправив ее жесткие рубцы, девушка легла на постель, и плотно зажмурив глаза, глухо позвала Ивана.
-… Иди ко мне Иван. Я пришла. Сама. Отец был против, но я пришла-.
Баркасов посмотрел на ее смуглую наготу, только-только развившуюся грудь с розоватыми сосками, упругий выпуклый живот и, вздохнув, задул через стекло керосиновую лампу.
3.
Обозы из уездных городов, Челябинска и Екатеринбурга, снаряженные для изъятия продовольственных излишков у Уральского крестьянства, сопровождаемые отрядами красноармейцев и наемников китайцев, двинулись по окрестным селам, деревням и отрубам только в начале зимы, когда установилась твердая, санная дорога, да и несколько успокоившиеся кулаки и просто зажиточные крестьяне успели собрать урожай, просушить зерно и сложить его на зимнее хранение.
Семейство Звягинцевых, как наиболее зажиточное и к тому же сопротивляющееся изъятию зерна было приравнено к кулакам, хотя никогда наемников не имела и было сыслонно на двух подвозах с минимальным количеством барахла в Соликамский край. Иван, дернувшийся было на защиту своих новоявленных родственников, тут же был вызван в кабинет к Шмыгалкину, для беседы, где он, в слезах и
соплях ползал в ногах у бывшего своего красного командира и, размахивая мятым партбилетом, умолял хоть как-то помочь ему, возвернуть семью Звягинцевых.
Домой он вернулся жестоко пьяным и беспартийным,
Маша, в то время, находясь уже в положении, узнав о судьбе ее большой и работящей семьи, ничего не сказала Баркасову, а лишь посмотрела на него долго и грустно, помолилась небрежно на проступающий сквозь побелку лик неизвестного святого и, накинув на плечи старенький полушубок, ушла неизвестно куда в вечернюю, снежную, ветреную мглу.
Бросившийся было ей в след Иван, сразу понял - бежать и искать жену бесполезно.
Истинная казачка, гордым и упрямым характером, пошедшая в отца, Маша никогда бы не смогла простить Ивану не то, что предательства, но и подобного бездействия.
После ухода жены, Иван как-то уж слишком осунулся, почернел лицом и стал неразговорчив.
Иногда еще бросит пару слов кошке своей, отъевшейся за недолгое время его, Баркасова семейной жизни, а с людьми ни-ни. Как отрезало.
……….. Клубные дела, Иван полностью забросил, в свой закуток, где казалось, все еще витал горьковато-пряный запах молодого Машиного тела, возвращался он только что бы отоспаться, а днем Баркасова чаще всего можно было увидеть сидящим на теплых бревнах полуразрушенного моста, прогретых слабым, неверным февральским солнцем. Рядом с ним, по обыкновению сидела и его кошка, мудро и все, понимающе поглядывая на хмурого хозяина, часто зевая и нервно подергивая острыми ушами.
Несколько раз, по возвращении к себе в алтарь, Иван находил на столе надо полагать присланные с нарочными письма и повестки, требующие его, Баркасова немедленного присутствия в Челябинском отделе чрезвычайной комиссии. Не читая, Иван сжигал их в буржуйке и долго еще после этого сидел на дощатом полу, устало поглядывая на огонь, сквозь приоткрытую, чугунную дверцу.
В первых числах марта, он обнаружил на своей кровати сложенный вчетверо школьный листок, исписанный мелким, убористым почерком.
- Иван.
Помня о лихих годах нашей с тобой совместной жизни, когда и я, и ты, не оглядываясь назад смело летели на врага на наших боевых конях, а после боя, после кровавой схватки, сидя в сырых окопах, мечтали о том, какой она станет, наше счастливое советское завтра, прошу тебя, если еще не
поздно, если еще успеешь, беги, беги куда пожелаешь.
А я обещаю, что до тех пор, пока это еще возможно попридержать справедливую и беспощадную руку нашего, революционного правосудия. Беги Ваня, и письмо это мое, продиктованное мне крепкой мужской к тебе любовью, пожалуйста, уничтожь. Сам понимаешь, время сейчас такое.
Старший уполномоченный ЧК Шмыгалкин Василий Захарович.-
…В ту же ночь, ушел Иван в горы.
Прихватив собой стеганое одеяло, в который сложил весь свой плотницкий инструмент и краски с кистями.
Безымянная кошка, сверкнув желто-зелеными глазами, пятнистой тенью шмыгнула за ним.
4.
Двое суток, почти без остановок уходил в горы предупрежденный бывшим фронтовым дружком Баркасов. Следы его, в жестком, ноздреватом, похожем на подмоченную крупную соль снегу, тут же наполнялись темной, холодной, талой водой. Снег в лесу, под раскидистыми елями еще сохранился, но на валунах, южных склонах и каменных осыпях весеннее солнце уже слизало его, обнажив плотные, мохнатые, причудливо изогнутые ростки папоротника и вечнозеленые кустики брусники.
В районе горы Таганай, Иван впервые позволил себе оглянуться назад.
И справа и слева, вокруг него шумела темно-зеленой пеной вековая тайга - сосны и ели. И лишь на самом верху темно-красного утеса, привольно раскачивался кедр - идеально прямой, толщиной в обхват.
- Ну, вот я пришел, Маша! –
Удовлетворенно шепнул Иван и, привалившись к плоской, словно ножом срезанной скале, закурил, устало осматриваясь.
- Вот я и пришел. Сегодня денек передохну, а уж завтра, завтра точно начну. Ты потерпи Маша. Я знаю, я чувствую, что тебя уже больше нет, но душа, душа твоя она точно где-то рядом. Она здесь. А иначе бы, зачем я полез в такую глушь. Правда, ведь Машенька!? Правда…
Весны на Южном Урале обычно необычайно быстро преображают, казалось еще вчера спящую под метровым снегом природу.
Несколько более или менее теплых деньков, и прогретый воздух, отгороженный от материковых ветров поросшими корабельным лесом горами, слюдянисто колыхаясь расплавит последние снежные островки даже в глухих чащобах и глубоких оврагах, выгонит сквозь прелую, прошлогоднюю хвою лохматые растеньица подснежников с крупными пониклыми цветами и невзрачные, тонкие росточки с мелкими солнышками на концах - мать и мачехи.
…Первым делом Иван соорудил небольшой шалаш, расположив его почти на самой верхушке Таганая , спрятав его среди огромных, сглаженных веками валунов. Камни эти, прогревшись за долгие теплые дни, постепенно отдавали свое тепло ночью, и Баркасову вместе со своей кошкой, прохладными пока еще ночами было не холодно. Впрочем, кошка быстро
освоилась здесь, в тайге и, так же как и в родных Каменках, шлялась где-то целыми днями, прибегая к шалашу лишь ближе к вечеру.
Целый месяц ушел у Ивана на то, чтобы из срубленного кедра сработать большой, православный крест, выпилить, соединить перекладины на шип, обработать рубанком до шелковой гладкости.
Светло-янтарные стружки вокруг креста он каждый вечер аккуратно выбирал из молодой травы и вечерами, сидя у небольшого костерка, сжигал их, с удовольствием принюхиваясь к смолянистому, отдающему канифолью и скипидаром дымку.
Мучивший по первому времени Баркасова голод, постепенно притупился, улегся где-то в самом низу поджарого его живота. Теперь Ивану вполне хватало горсти прошлогодней брусники, сорванной и проглоченной прямо с плотными, лощеными листиками да несколькими грибов – сыроежек, вывернутых изо мха прямо здесь, вблизи от шалаша. Да и жаль, беглецу было время тратить на поиски более серьезной пищи - очень уж опасался Иван, что зарядят дожди и работа его, и без того продвигающаяся довольно медленно, остановится.
В конце июля, сделал Баркасов на более-менее просушенном кресте первый набросок распятого Иисуса.
Сделал - и сам удивился, до чего же удачно он у него получился.
-Словно Бог руку водил, а не я!-
проговорил довольно Иван. В последние дни он все чаще и чаще говорил вслух, словно опасаясь странной этой, многовековой, таежной тишины.
Красок катастрофически не хватало, но и тут казалось, не обошлось без Божьего провидения - разноцветные глины, слабые
| Реклама Праздники 12 Июня 2024День России 11 Июня 2024День работников легкой промышленности 14 Июня 2024День работников миграционной службы 21 Июня 2024День кинологических подразделений МВД России 18 Июня 2024День медицинского работника Все праздники |
У вас получилось замечательное произведение. Интересная композиция. "Окольцовка" этим падением креста позволяет заглянуть в прошлое героя. Его портрет, нарисованный, казалось бы, без лишнего многословия, позволяет сегодняшнему читателю из поколения внуков (!) увидеть, какими были предки и какими они могли бы быть.
Спасибо за историю. Понравилась очень!