бы-быть.., – на диво резво вышел из оцепенения Лешенька, – Но только чтобы ни хрена не делать. Не трудиться чтобы совсем.
– Безработным? – предположил Альберт Александрович.
– А и хоть им. А лучше свинофермером...
– Поищем-поищем! – угодливо заверил обожатель свинины и с усердием погрузился в поиск... Чуть погодя он принялся изливать почерпываемое из компьютерного кладезя, разбавляя его комментариями: – Тэк-тэк-тэк... Свинофермерские вакансии осутствуют, но... Можно в супермаркет охранником. Не бей лежачего работенка... А в бордель не желаете? В качестве проститутки. И прибыльно, и совмещение труда с удовольствием. Восхитительно до опупения!.. В журналисты рекомендовал бы. Грыжу не наживете... Извиняйте, но депутатский корпус тоже, как и декоративный свиносегмент, под мораторием...
О! На данный момент в коме отменнейший снайпер! Бывший офицер спецназа Главного управления Генштаба. Леонид Голощекин. Ушибся головой о мостовую. Всего-то и тривиальная сотрясуха, а вот из комы-то... Ну, ни в какую.
Двадцать семь годков парню всего-то. Завидный ни разу не женатый жених! Атлет и писаный красавчик! От женского полу ну, никакого отбою! Отменнейший организм! Ни единой болячки! Ан, увы, душа вот-вот отлетит... Настоятельнейше рекомендую.
Не вакансия, а мечта-а-а(!!!): раз нажал пальчиком на курок, и балдей на гонорар припеваючи годами напролет! Короче, пяток-десяток удачных выстрелов, и на всю оставшуюся жизнь купель в роскоши обеспечена! Решайтесь(!), юноша. Киллер (я вам скажу) – блатнющая профессия! Даже круче, чем депутат или элитная проститутка!..
– Пальчиком на курок?.. Это как? – выказал непонимание Лешенька.
– Нажал – выстрелил, нажал – выстрелил. Пиф-паф! За большущие деньжищи моментально и без труда убивать людей из огнестрельного оружия.., – попытался пояснить Альберт Александрович, – Всякий выстрел – убитый киллером человек.
– Согласен! – воспылав порывом к отмщению за себя и миллиарды погубленных людьми свиней, на подъеме эмоций дал добро Лешенька. Тут и подлетела отлучавшаяся ассистентка реинкарнатора, с напускным возмущением извинительно затараторив: – Ох уж эти гинекологи, ох уж эти проклятые гинекологи! Похабники из похабников! То к одному, то к другому, то к третьему! В доску затрахали изверги со своими заморочками! Простите уж, Альберт Александрович, за задержку!
– Прощаю. Здоровье, милочка, дороже всего, – великодушно сказал реинкарнатор и указал на Лешеньку: – Переоформляй его, Шурочка, в на данный момент состоящего в коме Леонида Григорьевича Голощекина (он же Опричник, он же Моджахед, он же Зануда, он же Шершавый, он же Сундук). Документируй, лапонька, а я пока слетаю на перекусон.
– Да не курили бы там – на перекусоне-то, – заботливо напутствовала с жужжанием встающего на стрекозиное крыло шефа пышущая жизнерадостностью Шурочка, – У вас же легкие! У вас же кашель с бронхитом!..
Африканский песок похрустывал под армейскими ботинками пары по-легкому камуфляжно обмундированных шоколадного колера кожи детин со свешивающимися с могутных плеч автоматами Калашникова. Не обозначенные знаками различия беззаботные вояки сопровождали обраслетенного наручниками обильно обливающегося потом бледнолицего – легкоатлетически сложенного брюнета на вид годков около тридцати, одетого в короткорукавную белую рубашку и явно не в ширпотребного пошива брюки...
Заведя пленника в опутанный бритвенно острой спиралью Бруно просторный сектор, конвоиры с гоготом потрепались со встретившим их явно главным по отсеченной от внешнего мира территории камуфлированным толстяком и, расстегнув наручники, вразвалку вышли обратно за ворота...
Толстяк указал на новенького и, похотливо ухватив его с обеих рук за ягодицы, что-то гортанно проорал скучающему на вышке пулеметчику, и оба дружно расхохотались. Узник было дернулся всем телом к сопротивлению, за что и незамедлительно схлопотал вышибший из сознания удар пистолетной рукоятью по затылку... В глинобитный барак парня занесла пара дородной комплекции неряшливо выглядевших азиатов, услужливо вышмыгнувших из распахнутых воротец в ответ на призывный крик главного тюремщика...
Очнувшись, схваченный с винтовкой-снайперкой в окрестностях столичного аэропорта киллер-индивидуал Леонид Голощекин обозревал убогость узилища: выкрашивающиеся стены, пористые от возраста чернющие жерди, пара зарешеченных оконец...
«...Ну вот, наконец-то и русский! А то вокруг одни неруси да неруси! – кивая на посиживающих либо валяющихся на глинобитном полу в лохмотья облаченных мужчин, пискляво тараторил какой-то умильно лыбящийся толстяк, сердобольно смачивающий лоб Леонида вонючей тряпицей, – А я как услышал, что ты в бреду-то по-русски, так от радости чуть ли не обоссался!..
А у нас кормят как на убой! Правда, сперва кастрируют. Чтобы, значит, и вес набирали бойчее, и чтобы после убоя мясо мужиком не воняло. А с бабами из второго барака не делают ничего. Даже и не трахают, чтобы спермою, боже упаси, не опоганить; а только кормят и кормят. А у кого плохой аппетит, тех по пяткам дубинками. А аппетит у подавляющего большинства наипрекраснейший! Тем более, жратва на диво отменная! Практически вся Африка голодает, а мы тут как на дрожжах жиреем от избытка изысканных блюд! Ихний-то народно-освободительный Дэйда Мамба обожает жирное, вот и пичкают нас как свиней на свиноферме! А еще подозреваю, наверняка подмешивают нам в пищу для пущего набора веса какие-нибудь стимуляторы... А этот Мамба-то без ума от образующихся в результате кастрации кокушек! Мои-то где-то уж с месяц как, однако, слупендил...»
«Чокнутый», – с содроганием подумал Леонид и наново погрузился в беспамятство...
Поутру же на третьи сутки заточения нагой Леонид Григорьевич Голощекин (он же Опричник, он же Моджахед, он же Зануда, он же Шершавый, он же Сундук) был насильно усажен в установленное в казарменной подсобке гинекологическое кресло и примотан к нему черным скотчем. После сделанной какой-то сухостойной старухой внутривенной инъекции киллер впал в глубоченный сон... Проснулся же уже сноровисто оскопленным симпатюлистой темнокожей ветеринаршей...
После без малого трехмесячного откорма изрядно располневший Леонид вперемежку с китайцем и парой украинок из соседнего барака был в составе мясных блюд подан на огромный праздничный стол, сервированный по случаю пятилетия Кешони – младшей дочери Дэйды Мамбы от любимой супруги Асаби...
