Единственный способ победить рабство — уничтожить рабов

 

Нам сегодня предстоит не столько реконструировать, сколько переучреждать страну, загнанную авторитаризмом в исторический тупик. Актуальным остается единственное требование и правило Солженицына: защищать собственное достоинство, упорствовать, симметрично мстить любому, кто посягает на твое право говорить и мыслить. Рабство можно победить единственным образом — уничтожить рабов; а для этого политических преобразований недостаточно, и религиозных, боюсь, тоже. Для этого нужно внушить человеку природную, страстную, неугасимую ненависть к любому насилию над его природой.

И здесь, пожалуй, Солженицын незаменим. Потому что даже в его авторитаризме, в его непримиримости к чужому мнению есть то же неприятие любого насилия над собственной природой: конечно, несправедливо ненавидеть «плюралистов», но защищать свою мысль от превратных толкований, как защищал ее Солженицын на Западе, — необходимо. Осаживать любых цензоров, внешних и внутренних, охранять свою работу и свое «я» от бесконечных посягательств, властных и общественных, — естественная составляющая человеческого достоинства. «Даже и двухтомник «Двести лет вместе» вышел не о еврейском вопросе, а о русском: отчего евреи солидарны, а мы друг другу «хуже собак»? И отчего они тут были и революционерами, и диссидентами, — а мы так и смотрим да их поругиваем, словно сами воздерживаемся от исторического усилия? Может, хватит уже — чтобы они за нас делали все, что положено бы нам лично?

Если бы все умели быть столь же непримиримыми, как Солженицын, столь же напористыми и остроумными, как он, — причем в отстаивании своих взглядов, а не просто имущественных интересов, — поистине «другая была бы история России», как формулировал он сам.

И еще будет, наверное, — если читать его внимательно и уважительно, а не с намерением прикопаться к тому, с чем ты не согласен. Пора бы России, у которой не так много успешных героев, поучиться у тех из них, у кого многое при жизни получилось.

Не всё. Но всё и не может получиться у одного, пока другие сидят сложа руки.