Византия. Истинное лицо "благодетеля".

у него 10 литр взноса в казну обители, а ты не истратил при постриге ни гроша хотя бы на свечку и т. п. Посему, заключает игумен, не завидуй и оставайся служкой.Да и руга - содержание для монахов - определялась в соответствии с их разрядом и положением в монастыре. Старец-игумен мог получать в год 36 номисм, экономы и ключники могли получать по 20 номисм, монахи высшего класса - по 15, а прочие - всего по 10. Варьировало также и натуральное довольствие: занятым управлением старцам доставалось втрое больше, чем молодым монахам, весь день занятым тяжелым физическим трудом. Феодор Продром уподоблял мышь игуменье, которая весьма далека от богословия и благочестия, но так и сыплет цитатами, хотя на уме у нее лишь коровье масло, ягнячье мясо, овечье молоко да мед.Никифор II Фока, запрещая строить новые монастыри и расширять владения старых, прямо указывал на вопиющее несоответствие задач монашеского подвига, связанного с умерщвлением плоти,- с богатствами и жадностью монахов ( C. Zachariae a Lingenthal. Jus graeco-romanum, III. Lipsiae, 1857, p. 290, 1857, p. 290 sq.). Попытки секуляризации монастырских владений предпринимались в Византии неоднократно. Однако все они носили крайне ограниченный и непоследовательный характер. На радикальные меры не мог решиться ни один василевс со времени иконоборчества (VII-первая половина IX в.). Гораздо более последовательны были императоры в умножении монастырских имений и в раздаче привилегий монастырям. К концу XII в. монастырские хозяйства находились в значительно лучшем состоянии, чем владения представителей белого духовенства." (Г. Г. Литаврин)

24) ""Божий страх", постоянно внушаемый церковью глубоко религиозному средневековому человеку, предполагал безусловное смирение перед властью, ибо "нет власти - аще не от бога". Ропот, протест, сопротивление трактовались всегда как тяжкий грех. Возникала безвыходная ситуация: тяготы и гнет невыносимы, но бороться против них - значит впасть во грех. Для богатых и сильных такой дилеммы не существовало: они законно используют труд неимущих и богатеют, не совершая греха, если не крадут, не лихоимствуют, не занимаются разбоем. Если все-таки порой не обходится и без этого, то можно добиться прощения у бога, подав нищим, уделив толику бедным, одарив монастырь либо основав новый."(Г. Г. Литаврин)

25) "Серьезное значение для исхода мятежа имела позиция церкви: и митрополитов в провинциях, и иерархов в столице. Сами патриархи иногда были не только участниками, но и инициаторами заговоров. Лев VI принудил патриарха Николая отречься от сана, дав ему понять, что располагает документами об участии владыки в заговоре Андроника Дуки."(Г. Г. Литаврин)

26) "Почти в каждом уставе мужского монастыря содержался строжайший запрет принимать в число братии и допускать в ограду обители мальчиков, юношей и евнухов и даже содержать на монастырском дворе самок животных. Однако аномалии такого рода отнюдь не были специфически монашескими. Мальчиков-евнухов, учитывая их внешность, как уже упоминалось, охотно покупали или брали на службу самые богатые господа"(Г. Г. Литаврин)

[Отдельно хочется высказать и об отношении к церкви и ее культуре у самих простолюдинов. О различного толка выходках "юродивых" уже говорилось в пунке 7) данного раздела. Теперь же я предлагаю взглянуть, насколько предпочтительными были для граждан Византии рудименты культурного наследия языческих времен, нежели церковные мероприятия - прим. Скрытимира].

27) "Один из наиболее стойких феноменов народной культуры, праздник воспринимался каждым новым поколением как неотъемлемый элемент устоявшегося жизненного распорядка, унаследованного от предков. Наиболее древними, восходящими к античной и эллинистической эпохам, являлись языческие празднества, которые продолжали бытовать в христианском византийском обществе, медленно и трудно сходили со сцены, исчезали и возрождались, маскировались под христианские праздники или под местные обычаи, справлялись тем смелее, чем дальше от крупных центров, высших церковных и светских властей находилась та или иная местность. Эти враждебные православию рудименты язычества в среде иноплеменного населения империи имели и древнеэллинское и свое, так сказать, отечественное происхождение. Они явственнее ощущались в тех провинциях, которые позже вошли в состав империи (например, некоторые армянские и грузинские земли, северо-западные районы Балкан) и где более замкнутый образ жизни вело население (например, влахи, албанцы). В основном, однако, в IX-XII вв. оригинальные языческие обычаи и обряды иноплеменных ромеев успели тесно переплестись и слиться с чисто эллинскими, подверглись переосмыслению и даже некой ритуальной "христианизации". Знаменательно, что число языческих торжеств и веселий даже увеличивалось с распространением христианства: языческие праздники приютились самозванцами в лоне самой ортодоксальной веры и вместе с нею наследовались неофитами. Поэтому церковь вынуждена была идти не по пути полного искоренения языческих, обычаев, а по пути их адаптации, "обезвреживания" несовместимых с христианством идейных норм и истолкования древних игрищ в качестве обрядов, связанных, например, с циклами крестьянской трудовой деятельности." (Г. Г. Литаврин)

28) "В X столетии в Спарте по субботам в центре города устраивались спортивные игры - может быть, как отголосок местной древней традиции. На соревнования собиралось множество народа. Являлся сам стратиг города, забывавший о своих служебных обязанностях: в частности, он пренебрегал жалобами клириков ближайшего к месту состязаний храма, которые говорили, что гром аплодисментов зрителей заглушает голос священника, совершающего службу перед немногочисленными прихожанами (большинство предпочитало уйти на игры)." (Г. Г. Литаврин).


IX. Отношение к соседним народам.

Ну, а как быть с мифом о том, что Византия не спала ночей, мучимая врожденным гуманизмом и стремлением другие страны своей культурой? Собственно, следует принять факт того, что ромеи видели в окружающих их странах рабов, и желали использовать оных во благо своего государства, которое почиталось, как единственное, благословленное богом на вселенское владычество. Предлагаю снова взглянуть на подробности.

1) "Государственные деятели Византии заботились о том, чтобы поразить "варваров" великолепием "Второго Рима", внушить иноземцам мысль об исключительности "богом избранной" империи."(Г. Г. Литаврин)

2) "Политические деятели и философы Византии не уставали повторять, что Константинополь - Новый Рим, что их страна - Романия, что они сами - ромеи, а их держава - единственная (Римская) хранимая богом империя. "По самой своей природе, - писала Анна Комнин, - империя - владычица других народов". Если они еще не христиане, то империя непременно "просветит" их и будет управлять ими, если они уже христиане, то являются членами ойкумены (цивилизованного мира), во главе которой стоит империя. Ойкумена - иерархическое сообщество христианских стран, и место каждого народа в ней может определить лишь ее глава - император." (Г. Г. Литаврин)

3) "Однако империя не меняла своей концепции. Она никогда не отказывалась от территорий, некогда принадлежавших Риму, считая их лишь временно отторгнутыми. "Поэтому, - продолжает Анна, - ее рабы враждебны к ней и при первом удобном случае одни за другим - с моря и с суши - нападают на нее". Задача состояла в утверждении идеи монолитности и единства многоплеменной державы. Един бог - един василевс - единая империя. Древние эллины, говорил аноним Х в., заполонили богами небо, поэтому и на земле у них было "раздробление власти". "Где многовластие, - поучала Анна, - там и неразбериха", которая, по мысли императора Константина VII Багрянородного, есть погибель для самих подданных".(Г. Г. Литаврин)

4) "Простейшая "истина" - мысль об "избранном богом" народе ромеев бессознательно усваивалась с детства как один из символов православия. Сознание безусловного превосходства над жителями других стран стало второй натурой ромея." (Г. Г. Литаврин)

5) "Ее идейной основой являлась все та же теория об исключительности прав империи в цивилизованном мире. В своих отношениях с любым государством Византия никогда не хотела выступать в качестве равной стороны. Даже побежденная и униженная, она не отступала, а снисходила. И это не был сознательно разыгрываемый ее дипломатами и политиками спектакль - это была их искренняя позиция.(Г. Г. Литаврин)

6) Византийцы рассматривали соседние страны и народы не в изоляции, а в системе их связей между собой и с империей. Поэтому союз с одной из них всегда предусматривал - в качестве гарантий его соблюдения - соглашение с враждебным союзнице соседним народом. Заключая мирный договор с Болгарией, империя одновременно домогалась союза с врагами болгар - венграми; достигая соглашения с Русью, она склоняла к дружбе печенегов."(Г. Г. Литаврин)

7) "Организацией приема послов занималось ведомство дрома. Оно заранее определяло чин приема. Приветливость, с какой принимались послы, или, напротив, проявляемое к ним пренебрежение должны были показать, говорит Анна Комнин, каково отношение василевса к тому, кто послов отправил. С особой пышностью обставлялся прием важных послов. Когда их представляли василевсу в первый раз, устраивалась помпезная немногословная церемония. Она описана послом Оттона I Лиутпрандом и Константином VII (он рассказывает, как принимал сам русскую княгиню Ольгу в 957 г.). Пока посол сгибался в поклоне, трон императора с помощью скрытых механизмов поднимался под потолок приемного зала, статуи львов по сторонам от трона рычали, привставая и взмахивая хвостами, искусственные птицы на золотых деревьях щебетали. Затем следовали деловые беседы - в разных помещениях дворца, в торжественной и интимной обстановке, в кругу царской семьи и за трапезой, в ходе которой пирующих развлекали музыкой, пением и зрелищами". (Г. Г. Литаврин)

8) "Когда империя была заинтересована в переговорах, посла всячески обласкивали: его одаривали, ему показывали достопримечательности столицы и спортивные игры на ипподроме, водили его в бани, брали на охоту и прогулки по морю и на конях. Алексей I говорил, что он принял знатного турка с почетом и предоставил ему возможность "насладиться роскошью" для того, чтобы тот навсегда проникся благодарностью к императору. Иногда василевс считал нужным поразить иноземных гостей видом груд золота и драгоценных изделий в казнохранилище, тут же предлагая гостям указать, что им понравилось более всего, и вручал это в качестве подарка. Никита Хониат, говоря о печальном итоге Четвертого крестового похода, упрекал Алексея I за то, что он, показав западным сеньорам и рыцарям казну империи, разжег их алчность: на Западе 100 лет не забывали об этих богатствах. Когда же посол был неугоден или неуступчив, к нему сразу или вскоре проявляли открытое пренебрежение, "забывали" о его удобствах, плохо кормили, держали под стражей. Если империя решалась на разрыв с отправившим