Предисловие: Несколько слов о том, почему некоторые успешные люди СССР из серии шестидесятников, обласканные и поощряемые властью, вдруг сбежали на запад и стали поливать грязью свою Родину Не хочу в Сибирь, хочу в Майями
Предисловие
Герои известного когда-то романа Василия Аксенова «Звездный билет», напечатанного в годы оттепели в журнале «Юность», поехали после окончания школы не в Сибирь, работать на великих стройках страны, а в Прибалтику, отдыхать и развлекаться. Этот принцип радикалов СССР, не работать, а отдыхать, является идеологией и нынешних радикалов России, вышедших из шестидесятников.
Как сказал один из героев Аксенова - Не хочу в Сибирь, хочу в Майями!
«Лучше я буду работать в Лондоне таксистом, чем в СССР писателем» - лозунг писателя Анатолия Кузнецова, диссидента шестидесятых годов, автора популярного в СССР романа о строительстве Иркутской ГРЭС под названием «Продолжение легенды» и широко известного антифашистского романа об уничтожении евреев в Киеве под названием «Бабий яр». Он сбежал в Англию во время своей заграничной поездки, несколько лет после бегства проработал в Лондоне таксистом, но потом был приглашен на радиостанцию «Свободная Европа» для антисоветской пропаганды.
« Новосибирский Академгородок для будущего страны важнее Пастернаков и Солженицыных вместе взятых»,- сказал Виталий Третьяков, главный редактора журнала "Политический класс", ведущий телепрограммы "Что делать?", участник телешоу об «оттепели» в Советской истории.
***
Только что по третьей программе ТВ прошла очередная программа «Красный проект», на которой рассматривался особый исторический период СССР под названием «Оттепель – обновление или разрушение».
Под Оттепелью в СССР принято понимать изменения в жизни советского общества, совершившиеся после двадцатого съезда КПСС и разоблачения культа личности Сталина, и связанный, в основном, с уменьшением контроля партийного аппарата за деятельностью творческой интеллигенции страны, вызвавший бурный расцвет литературы. Название было вызвано появлением в печати романа Эренбурга «Оттепель», вышедшего в конце пятидесятых в журнале «Новый мир».
Но в этом телешоу разговор шел несколько о другом и несколько уже . Он шел, в основном и главным образом, об идеологии жизни в шестидесятых годах СССР в среде московской интеллигенции.
В передаче участвовали представители нынешней «ярых» либералов, точнее либеральной интеллигенции в лице господина Ципко, бывшего активного Советского штатного партработника в идеологическом отделе ЦК КПСС, а затем такого активного разрушителя СССР, но уже в ранге помощника самого Яковлева; Рыжкова, бывшего школьного учителя Алтайского края, затем друга Явлинского и депутата Госдума от яблочников, а сейчас либерального обличителя путинского режима, не прошедшего в Госдуму на последних выборах, но прекрасно живущего в Москве в Госдумовской своей квартире и постоянно критикующего «путинскую антинародную» политику; а также одного активного представился нынешних российских либералов от московской интеллигенции, яростного хулителям всего бывшего Советского, господина Максимова, полуписателя, полутеатроведа и полутелеведущего либерального толка.
И все эти приглашенные представители нынешней Московской либеральной интеллигенции умели прекрасно говорить и спорить. Причем, говорить они могли бесконечно долго и также бесконечно неутомимо.
На другой же стороне дискуссионной арены стоял известный телеведущий и культуролог Виталий Третьяков, неважный оратор и такой же неважный полемист с двумя некими безликими сотоварищами, не умеющих толком ни о чем говорить, а , тем более, спорить.
И дискуссия на шоу не получилась. Не получилась по той простой причине, что либеральная сторона «дискуссантов» оказалась в полемике на голову сильнее противостоящей стороны. Либералы говорили об оттепели, как о явлении рождения и проклевывания антисоветчины в литературе и искусстве Советской страны.
В качестве аргумента они приводили пример известной художественной выставки в Манеже, разгромленной Хрущевым, первые произведения молодых поэтов и писателей типа Евтушенко, Рождественского, Аксенова, Вознесенского, Ахмадулиной, Гладилина, печатавшихся в «Юности», хотя в их произведениях антисоветчины невозможно было увидеть даже через микроскоп.
И трудно было найти тогда более советского поэта, чем тогдашний молодой Евтушенко. Ведь первые его публикации были из стихов, прославляющих Советскую власть, а затем к ним добавилась его широко известная поэма «Братская ГРЭС», где он сравнивал грандиозные сибирские ГРЭС СССР с Египетскими пирамидами.
Но либералы на шоу говорили именно о них. И говорили о них именно потому, что большая часть из них впоследствии сбежала на запад и занялась активной антисоветской пропагандой через голоса известных тогда антисоветских радиостанций типа «Свободная Европа», «Голос Америки», «Би-би-си» и так далее. Противостоять их аргументам противоположная сторона ничего вразумительного так и не смогла.
Лично я хорошо помню шестидесятые годы в Москве, потому что тогда я был студентом одного из лучших ВУЗов страны, МГРИ, куда поступил после не после школы, а после нескольких лет работы в геологоразведочной партии в Якутии. Для меня шестидесятые годы, это бурный всплеск интереса к только что появившееся студенческой песне под гитару. Я тогда сам играл на гитаре, и сам пел эти студенческие песни на разных московских представлениях, фестивалях и вечеринках.
Для меня шестидесятые годы, это наши студенческие стройотряды в самых отдаленных местах страны, это комсомольские стройки и комсомольские добровольцы на стройках гигантских ГРЭС Сибири, это тысячи новых строящихся заводов, это массовое переселение жителей моей страны из бараков и коммуналок в новые дома, презрительно обозванные потом либералами «хрущебами», а нами тогда называемые «черемушками» из-за названия первого микрорайона Москвы, застроенного домами.
Студенчество тех лет жило очень активно. В каждом ВУЗе во всю работала своя самодеятельность, свои студенческие театры, проходили студенческие капустники, на которых не было закрытых тем и на которых доставалось не только своим друзьям студентам, не только своей преподавательской и даже профессорской среде, но и во всю критиковалась верхушка советской власти в лице и Хрущева, и потом Брежнева с помощью анекдотов и скетчей.
Одеваться студенчество старалось по собственной, выдуманной ими самими для себя молодежной моде, чисто, аккуратно, изящно и недорого. Обязательной для студента была ослепительно белая рубашка с галстуком, желательно нейлоновая, потому что ее стирать было просто и гладить не надо. Брюки должны быть заужены, подогнаны по фигуре и наутюжены до самой невозможности, чтобы о стрелки брюк можно было даже «обрезаться» . Гладились они через смоченную в сильно намыленной и соленой воде через тонкую тряпочку, а затем – через газету. Неприемлемо для студента и даже стыдно было ходить в грязной и рваной одежде. Джинсы не признавались за нормальные брюки, а их советские заменители, так называемые, «техасы» считались лишь рабочей одеждой.
Для меня шестидесятые годы – это масса литературы о репрессированных участниках Революции и Гражданской войны, начавшей выходить в свет, это доклад Хрущева и открытое письмо Раскольникова, втихаря ходившие тогда по студенческим общежитиям. Это очередь за печатавшимся в журнале «Новый мир» мемуарами Эренбурга «Время, годы, жизнь», очередь за печатавшимся в журнале «Звезда» романом Симонова «Живые и мертвые», это ночи в очередях на билеты в московские театры, это ночи в очереди на подписку Александра Грина, Пушкина, Лермонтова, Толстого, Есенина, которые у меня сохранились до сих пор.
Для меня шестидесятые годы, это студенческие дружинники на улицах Москвы, вылавливающие любителей всего иностранного и выпрашивающих у иностранцев жвачку, поношенные джинсы, шариковые ручки и цветные презервативы. Тогда они только появились, эти будущие фарцовщики и будущие советские миллионеры, начинающие наживать свои богатства на скупке поношенных «вещей» у иностранцев и продающих их потом своим знакомым за баснословные цены.
Для меня шестидесятые годы в стране, это годы моего возмужания, моего личностного становления, моего осмысливания своего пути и своего места в строительстве Великого Государства под названием Советский Союз, где не должно быть стяжательства, тунеядства, рабства и где по настоящему должен работать наш вечный лозунг – от каждого по способностям, каждому по труду.
Но к сожалению этого у нас не получилось. Шестидесятники - либералы с американскими поношенными джинсами в руках оказались сильнее нас и развалили Великую Страну. Их лозунг - не хочу в Сибирь, хочу в Майями, оказался убедительнее для большинства интеллигенции страны.
***
Послесловие: Без идеологии государство жить не может. В идеологии заключен смысл существования государства. И этот смысл для некоторой части успешной интеллигенции СССР был неприемлем для них. |
Куда, спрашивается, смотрели партийные?
А они сами не прочь были скатнуться в Майами за шмотками.
Когда Союз развалился, они дружно из КПСС перешли в Единую Россию и
стали либералами.
У них недвижка за бугром, дети там же учатся, наворованные деньги хранятся.
А Россия для них территория для грабежа, а не Родина.