Если сесть удобно, успокоить дыхание, прикрыть глаза и представить, как по телу проходят тысячи огоньков, то открыв глаза можно обнаружить в своей руке золотистый пульсирующий шарик, собранный из этих огоньков, - этому меня никто не учил, я дошла сама.
Этот шарик живой. Он вращается в руке, может иногда чуть-чуть менять свою форму, становясь то меньше, то больше. Каждый раз, когда я вот так сажусь и призываю его в ладонь, мне кажется, будто бы я держу огонь, только вот он почему-то меня совсем не обжигает, покорный!
Только мама постоянно плачет, когда видит этот огонек, а я не понимаю почему. От огонька нет вреда. Он ведь не обжигает. Да и я его контролирую.
Но если мама плачет, я не хочу расстраивать ее еще больше и теперь всё чаще ухожу в лес, нахожу какой-нибудь темный укромный уголок, удобно устраиваюсь на холодной земле, прикрываю глаза и начинаю представлять.
Волков в нашем лесу нет. Вообще никого нет, даже насекомых, только трава какая-то желтая да скрученные листья на деревьях, так кого мне бояться?
В лесу хорошо. Сыровато, но хорошо. Удобно прислониться спиною к стволу дерева – ствол сморщенный, шершавый, растрескавшийся, вдохнуть запах сырой земли и представлять, представлять…
Огонек прыгает теперь не только в ладони. Его можно перебрасывать из руки в руку и ощущать при этом приятное покалывание в кончиках пальцев. Раз-два… солнышко кидаешь. Три-четыре…солнышко ловишь.
Интересно, что будет с огоньком, когда я вырасту? Он тоже вырастет? Мама запретила мне показывать его кому-нибудь и в глазах ее такая тоска, что я, наверное, не осмелюсь ослушаться. Хотя любопытно – только я это могу или все? Но даже от подруг таюсь – обещала!
Раз-два…солнышко кидаешь.
А в огоньке мне видится чей-то взгляд. Не страшный – ласковый. И рука… как манит. Только куда манит я и не вижу. Шарик из света вращается в руке, покалывают пальцы, а я все никак не могу выбрать такой угол, чтобы увидеть, куда меня манит эта странная рука.
Три-четыре…солнышко ловишь.
Вглядываюсь, забывая про время. Всматриваюсь в светлый омут и тянет. Взгляд сложно отвести, тянет, зовет что-то. Почему-то не страшно, почему-то я совершенно точно знаю, что однажды я увижу и всё-всё пойму, а пока:
-Раз-два…солнышко кидаешь.
Тысячи иголочек проходят снова и снова, чтобы собраться в новый шарик, вспыхнуть лепестком на ладони.
-Три-четыре…солнышко ловишь.
Перебрасываю из руки в руку, шарик вертится, крутится, а я вглядываюсь. Так проходят часы – заброшенный лес, заброшенный уголок и шарик света, что лучиком скользит между этими темными мирками.
-Раз-два…солнышко кидаешь.
Пора уже домой идти. мама станет переживать, если не приду к ужину. Да и холодно уже сидеть на земле – она сырая, а шарик не греет.
-Три-четыре…
Солнышко первый раз за долгие годы предательски выскользнуло из моей руки, я не успела и пальцы хватанули сырой воздух оставленного леса. Полусонное состояние слетело мгновенно, я рванулась, пытаясь понять, куда укатился шарик света, но он же явил себя сам…
Сухая пожелтелая трава занялась кровавым заревом пламени быстро. В ужасе я безмолвно наблюдала за тем, как листья – скрученные и почерневшие весело подхватывают пробегающие по стволам и веткам искру.
Не было сил шевелиться. Не было сил звать на помощь. Да и кого позовешь, если здесь нет даже насекомых?
Вокруг пламя.
Я отступила к стволу, что служил мне опорой, пока я перебрасывала шарик. Страх отступал, хоть я и не видела пути отступления – пламя плясало вокруг с радостным ревом, гудело, вздымалось…
И не жгло.
Прежде, чем рассыпаться тысячью огоньков, я успела закончить глупую свою считалку:
-Три-четыре…солнышко ловишь.
