"ПЕРЕХОД" автор Петр Калиновский

может с ним, с Ефремом? Как же это будет? И что надо делать? (…)

И ничего он не мог услышать в помощь от соседей, ни в палатах, ни в коридорах, ни на нижнем этаже. Всё было переговорено, а всё не то».

Ефрем не один такой. Он видел, что и другие беспомощны и не могут найти ответа, а «по их желанию врать себе до последнего, что у них не рак, выходило, что все они слабаки и что-то в жизни упустили. Но что же?»

Солженицын продолжает: «Но вот сейчас, ходя по палате, он (Ефрем) вспоминал, как умирали те старые в их местности на Каме – хоть русские, хоть татары, хоть вотяки. Не пыжились они, не отбивались, не хвастали, что не умрут, – все они принимали смерть спокойно. Не только не оттягивая расчёт, а готовились потихоньку и загодя назначали, кому – кобыла, кому жеребёнок, кому зипун, кому сапоги. И отходили облегчённо, как будто просто перебирались в другую избу. И никого из них нельзя было бы напугать раком. Да и рака-то ни у кого не было.

А здесь, в клинике, уж кислородную подушку сосёт, уж глазами еле ворочает, а языком всё доказывает: не умру! у меня не рак».

Ефрему было трудно, он хотел понять, откуда такое спокойствие у стариков-крестьян, как найти к нему путь, что же такое он в своей жизни упустил. Он думал, разговаривал с людьми, стал много читать. Читал он разное, и хорошее, и плохое – искал. Прочитал и «Чем люди живы» Льва Толстого. Название как-то отвечало его поискам, и в конце концов он принял неизбежное, нашёл какой-то ответ и к концу жизни, больной неизлечимым раком, стал спокойнее ожидать смерть.

Возможно, Ефрему помогли хорошие книги, но главное не в этом. Ефрем перестал обманывать себя – у меня не рак, я не умру. Он открыл глаза на правду, на приближающуюся смерть, и с этого момента его мысли потекли в другом направлении. Вместо того, чтобы скрывать от себя правду, он начал осваивать её. Он заглянул вглубь себя, стал думать о главном: моя жизнь близится к концу. Что я сделал? Что со мной будет? Что ещё нужно сделать? И Ефрему стало легче, А ведь ему было труднее, чем будет нам, когда придёт наше время. Он не знал, что душа бессмертна или, во всяком случае, сомневался в этом.

Возможно, Ефрему помогли хорошие книги, но главное не в этом. Ефрем перестал обманывать себя – у меня не рак, я не умру. Он открыл глаза на правду, на приближающуюся смерть, и с этого момента его мысли потекли в другом направлении. Вместо того, чтобы скрывать от себя правду, он начал осваивать её. Он заглянул вглубь себя, стал думать о главном: моя жизнь близится к концу. Что я сделал? Что со мной будет? Что ещё нужно сделать? И Ефрему стало легче, А ведь ему было труднее, чем будет нам, когда придёт наше время. Он не знал, что душа бессмертна или, во всяком случае, сомневался в этом.

В отрывке, который мы привели, описаны два отношения к смерти. И Ефрем, и те, что «уже кислородную подушку сосут», видят в смерти врага, который хочет лишить их жизни. Бороться с ним они не могут и стараются не видеть, закрыть глаза, спрятаться. А старику-крестьянину ясно, что смерть – явление столь же естественное, как и жизнь, и так он её и принимает.

Конечно, даже поняв это, бояться смерти мы не перестанем. Но всё же, если почувствовать умом и сердцем, что смерть не враг наш, а часть жизненного процесса, искать ответ станет легче.

Полностью избавиться от страха смерти мы не сможем, потому что этот страх необходим. Жизнь дана человеку, чтобы он что-то сделал, совершил на земле, а страх смерти заставляет беречь свою жизнь. Люди, прожившие свой срок в трудах и с пользой для других, часто чувствуют, что своё дело на земле они сделали, и, когда приходит их время, страха смерти они не испытывают.

Жизнь – драгоценный дар, и чтобы его сохранить, нам вместе с жизнью дан и страх смерти. Это естественно. Плохо, когда этот страх сильнее, чем он того заслуживает.

Большинство современных людей – мужчин и женщин, пока они здоровы и благополучны, о смерти не думают. Нет желания думать, нет времени, все мысли заняты каждодневными заботами. К тому же наша общественная жизнь устроена так, чтобы смерти не видеть, Тяжело заболел кто-то из близких. Раньше лечили дома. Приходил доктор, ухаживали мать, жена или муж:. Теперь, чуть посерьёзнее – в больницу. Когда человек умирает, при нём находится, да и то не всегда, медсестра или санитарка, редко врач, но не муж, не жена и не дети, которые смерти не знают и её боятся.

Покойник в доме не лежит, родные его не видят, с ним не остаются и не прощаются.

Короткая церковная служба, а часто и без неё, несколько похвальных слов, траурный марш в знак особого почтения и быстрые похороны или кремация. На кладбище ходят всё реже, да и кладбища становятся всё более неуютными и неухоженными.

Современная цивилизация направлена на отрицание смерти, Для многих смысл жизни в погоне за наслаждениями – в той или иной форме получить удовольствие или развлечение. А со смертью это никак не вяжется. В результате мы не видим смерти и привыкаем о ней не думать, и не только о своей смерти, но и о смерти вообще.

Хорошо это или плохо – не будем сейчас решать. Не думая, жить, конечно, легче. Зато, когда смерть оказывается вдруг близкой и неизбежной, – заболел человек неизлечимым раком – встретить её особенно трудно. К симптомам болезни – болям и другим – прибавляется тяжёлое психическое состояние – страх смерти, страх неизвестности. Угроза застигла врасплох. Человек не готов умирать, он ничего о смерти не знает – и начинается самый трудный период в человеческой жизни.

Что же делать? Можно ли хоть чем-нибудь помочь? Как облегчить предсмертную тягость, глубокую тоску безнадёжно больного человека?

Есть, конечно, успокоительные лекарства, но их действие временное, они ничего не меняют, а дают лишь забвение, после которого на душе ещё тяжелее. Иногда нужны и лекарства – об этом несколько позже – но нельзя ли как-нибудь по-другому, по-человечески? Раньше старались помочь священники. Чем могли, помогали врачи и сестры.

Несколько лет назад нашлись врачи, которые серьёзно занялись этим вопросом. Среди них была доктор Элизабет Кюблер-Росс. Она родилась в Вене, но в настоящее время работает в Чикаго. У неё много последователей и сотрудников. Она создала свою школу в той области науки, которая изучает смерть.

Прежде всего необходимо было понять и изучить, что, собственно, так сильно тревожит больного, чего он боится, чего ему не хватает, чего он хотел бы, ведь у каждого человека свои заботы. Узнать это можно было только из разговоров с безнадёжно больными. Но как к этому подойти? Захотят ли они вообще разговаривать? Если просто сесть рядом и начать расспрашивать, то больной, скорее всего, отвернётся к стене или скажет несколько неприветливых слов – отстань, мол.

Кюблер-Росс нашла очень Простой и честный метод. Она говорила больному, что ведёт научную работу на тему о смерти, чтобы помочь тяжело больным, и что для этого нужна помощь самого больного, нужно, чтобы он рассказал о том, что он чувствует, думает, чего хотел бы. Она просит помочь ей в этой работе. Конечно, избирались только те, кто уже знал о неизлечимом характере своей болезни.

Почти всегда, обнаружив, что здесь не простое любопытство, а что-то более серьёзное, больные вступали в разговор и постепенно раскрывались. Они были рады, что даже в своём безнадёжном состоянии могут чем-то быть полезны другим. И оказывалось, что у них много накопилось на душе такого, о чём хотелось бы говорить, рассказывать, спросить.

До сих пор навещавшие их родственники и знакомые не могли им помочь. Они боялись упоминать о смерти, говорили о чём угодно, только бы не навести мысли больного на то, что, по их мнению, он старается изгнать. Они сами не знали смерти, прятались от неё и замалчивали её, полагая, что так будет лучше и им, и больному. А больному хотелось поговорить о главном, но он не мог этого сделать. Выразить искреннюю симпатию, горе, даже поплакать родственники не могли, боясь его обеспокоить. Так что и у родных горе не получало выхода, и больному легче не становилось.

Вот и начало для понимания – ответ на первый вопрос. Умирающий пребывает в состоянии эмоционального одиночества, ему трудно, он покинут. Вокруг него заговор молчания. Даже самые близкие люди говорят с ним о всяких мелочах, а не о том, что его тревожит. Больному необходимы откровенные разговоры, он нуждается в искреннем сочувствии. Не в шаблонных словах вроде «ничего, обойдётся» или «не унывай», а в подлинном сочувствии.

С таким больным нужно не в прятки играть, а искренне и с любовью говорить о главном, Конечно же, и подбодрить, и укрепить надежду, не хоронить раньше времени. Всё это не так легко, но возможно. Ну, а если не приходят слова, то лучше всего молча посидеть рядом. Молчание тоже рождает сочувствие и близость, а нужные слова скоро придут сами.

Кюблер-Росс пишет, что психическое состояние человека, заболевшего смертельным недугом, не остаётся постоянным, а проходит несколько стадий.

Большинству больных в конце концов удаётся прийти к более или менее спокойному принятию неизбежного, Верующему христианину это, конечно, легче, но и многие из тех, кто не верит в Бога и в бессмертие души, могут обрести примирение к концу своей земной жизни.

Об этих стадиях, через которые проходит умирающий, следует поговорить подробнее, Кюблер-Росс различает пять стадий. (Она пишет, главным образом, о современном неверующем человеке).

Первая стадия – отрицание, неприятие трудного факта. «Только не я». «Это не рак». Эта стадия необходима, она ослабляет потрясение. Без неё страх и горе были бы слишком велики. На больного обрушилось вдруг что-то угрожающее и жуткое. Поймите это и вы и разделите горе с ним, Дайте надежду.

Когда первое потрясение проходит, возникает возмущение, «Почему именно я? Почему другие будут жить, а я должен умереть?» Это вторая стадия – протест. Негодование больного нередко направлено против Бога – Бог несправедлив. Такое отношение к Богу может вас возмутить и оттолкнуть от больного, но это было бы неверно. Обычно эта стадия неизбежна; она трудна, но скоро пройдёт.

Когда вспышка протеста стихает, наступает третья стадия -просьба об отсрочке. Больной всё понял, но – «не сейчас, ещё немного». Он уже просит Бога, говорит с Ним, хотя, может быть, никогда раньше к Богу не обращался, Он обещает стать лучше, жить достойнее, если ему дадут некоторое время. Приходят начатки веры, ему хочется верить, и теперь любящий близкий, особенно верующий, очень может ему помочь.

Четвёртая стадия – депрессия. Больной слабеет и понимает это. «Да, я умираю». Протеста больше нет, только жалость и горе, Ему жаль оставлять близких и всё, что он при жизни любил. Он скорбит о своих дурных поступках, о доставленных другим огорчениях, он старается исправитк причинённое им зло. Но он уже готов принять смерть. Он успокоился. Он хочет побыть наедине, не терпит пустые разговоры. Он не хочет отвлекаться ни на что постороннее, он покончил с земными заботами и углубился в себя.

Последняя стадия – принятие. «Теперь уже скоро и пусть будет». Им овладевают спокойствие и принятие. Это не состояние счастья, но несчастья тоже нет. В сущности, это его победа.

На последних стадиях помощь близких особенно