неназванным поэтом. Лично мне сразу приходят на ум строки 144-го сонета в изумительном маршаковском переводе:
…Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной…
И действительно, граф Саутгемптон, граф Оксфорд и смуглая леди сонетов, а также жена Ретленда Элизабет, так или иначе вписываются в эту сложную схему. Возможно, перу каждого из них принадлежит та или иная часть сонетов, этих камерных лирических монологов, состоящих из трех катренов и увенчанных парой рифмующихся строк. Я вовсе не намекаю на то, что у Ретленда с кем-либо из упомянутых аристократов (чаще всего называют, скажем, красавца графа Саутгемптона - судя по его портрету, Саутгемптон отращивал длинные волосы, красил губы и румянил щеки) могла быть связь «недружеского» свойства. Об этом прямо говорят многие шекспироведы. Более того, они утверждают, что и Элизабет Сидни была лесбиянкой.
"При желании "в эту сложную схему" можно вставить что и кого угодно - ехидничает мой эрудированный читатель. - Например, версию шекспироведов А. Роуза и Дж. Хадсона о том, что смуглой леди сонетов была одна дама полусвета, еврейка итальянского происхождения Амелия Бассано - первая женщина, опубликовавшая в Англии сборник стихов (Salve Deus Rex Judaeorum, 1611 г.). Кроме стихов, Амелия написала несколько пьес, включая, якобы, "Укрощение строптивой", и мемуары, в которых, в частности, рассказала о своей дружбе с Кристофером Марло и Уильямом Шекспиром. Недаром же последний нарек одного из главных персонажей "Венецианского купца" слегка измененным именем этой дамы - Бассанио. Относительно Саутгемптона, - продолжает не выходящий из ража читатель, - могу сообщить следующее: на него, оказывается, был донос, поданный на имя лорда Берли. Доносчик утверждал, что молодой граф, находившийся в рядах армии Эссекса - речь идет о бесславной ирладской кампании последнего - имел длительную интимную связь с неким капитаном Рейнолдсом, которому в порядке вознаграждения за оказанные услуги даже подарил доброго коня. Так что гомосексуализм Саутгемптона - вещь вполне вероятная".
Стоически промолчу.
Тогда мой читатель, выдержав паузу, продолжит:
"Однако, рассуждая о Ретленде, Оксфорде и Саутгемптоне, я порекомендовал бы вам читать шекспировские сонеты в подлиннике: так, в 124-м сонете Шекспира находим следующее: "If my dear love were but the child of state" - "если бы мой драгоценный возлюбленный был дитем государства..." - улавливаете?"
Я возмущенно промолчу ввиду полного "неулавливания".
"Дитя государства", чтоб вы знали, - заявит тогда читатель, - это ребенок, сирота, который воспитывается на государственный счет и которому английский монарх по каким-то причинам назначает опекуна из числа своих вельмож. Так вот, Оксфорд и Саутгемптон, как, впрочем, и сам Ретленд, были такими children of state. Ну а теперь - улавливаете?"
"Молчание - золото, - подумаю я, силясь сойти за умного. - Хорошо еще, что есть Уильям Герберт, которого мог любить Шекспир и который не был child of state."
И вновь ничего не дождавшись, мой читатель продолжит вещать.
"Отвечая на вопрос, зачем надо было нашим аристократам напяливать грубую шескспировскую маску, отвечу просто и ясно: да затем, что титулованным английским дворянам категорически запрещалось писать пьесы для публичных театров."
25."...гениальный юмор Шекспира совершенно не соотносится со странным, для обычного человека не смешным околосексуальным юмором «голубых...", из статьи отечественного шекспироведа В.А. Козаровецкого "К вопросу о гомосексуализме Шекспира"
"Обращаясь к вопросу о нетрадиционной ориентации автора сонетов, - могу сообщить следующее: во-первых, стихи о любви к мужчине в елизаветинские времена были общепринятым явлением. Сейчас английские искусствоведы называют это явление "теоретическим гомосексуализмом" (за практический тогда полагалась смертная казнь). Известно, что первые сто с лишним шекспировских сонетов посвящены молодому мужчине, мальчику (my lovely boy - "мой милый мальчик" 126-го сонета). А, во вторых, 20-й сонет Шекспира позволяет сделать вывод, что человек, его написавший, был "мужеского полу" и имел вполне традиционную ориентацию. В этом стихотворении лирический герой сокрушается, что у его женоподобного возлюбленного, есть то, что на статуях древнегреческих богов и атлетов иногда скрывалось под фиговым листом. Пожалуй, я не сильно погрешу против истины, если замечу, что лирический герой сонетов любит в мужчине "высокое", а в женщине "низкое".
Вообще говоря, в среде английской аристократии того времени нежные чувства между лицами одного пола возникали не так уж и редко и не всегда такие чувства были платоническими. Намекали, к примеру, на то, что сам Бэкон, как и его брат Энтони, был ...того... неравнодушен к юношам... Король Иаков Стюарт любил общаться с мальчиками. Юный Уильям Герберт (4-й граф Пембрук), а затем его еще более юный брат Филип (1-й граф Монтгомери) были фаворитами Иакова. В народе по этому поводу шутили, что, мол, "Бесси была нашим королем, а Джимми - нашей королевой". О доносе на Саутгемптона мы уже говорили. Так что на роль "друга" лирического героя шекспировских сонетов скорее подходят Г. Ризли или У. Герберт, в отношении которого доказано, что он оказывал протекцию как Шекспиру, так и его приятелю Ричарду Бербеджу и был с обоими в приятельских отношениях. Ну, а если предположить, что некоторые сонеты написаны женщиной, обращающейся к любимому мужчине или сыну, то ориентация автора изменится на вполне традиционную. Наконец, американское общество геев, изучив вопрос, пришло к выводу, что Шекспир "не их человек". С другой стороны, не будем забывать, что женские роли в елизаветинском театре исполнялись безусыми юнцами, среди которых могли попадаться и ... ну, вы понимаете, о ком я. Кстати, сохранилась датированная, кажется, 1588 годом записка, в которой упоминается "актер Уилл, исполнитель женских ролей" в труппе лорда Стрейнджа."
Сжав губы, никак не прокомментирую тираду читателя-эрудита и возвернусь к супружнице графа Ретленда. Об Элизабет, кроме прочего, известно, что она принимала в Бельвуаре Бена Джонсона и что Ретленду это не понравилось.
"Да, да, - в очередной раз вклинивается мой недремлющий читатель, - был такой эпизод. Бен Джонсон еще потом писал: "графиня Ретленд нисколько не уступала своему отцу, сэру Филипу Сидни, в искусстве поэзии". Странный отзыв о литературном таланте дамы, не опубликовавшей под своим именем ни строчки. Сдержаннее отзывался Бен о графе Ретленде: "храбрый друг, тоже возлюбивший искусство поэзии". Не Джонсон ли, пожелавший, к слову, графине забеременеть, выступает в качестве поэта-соперника в шекспировских сонетах?.. Да, чуть не забыл! Супруги Ретленды в 1605-1610 годах жили раздельно! Серьезная размолвка, надо полагать, у них случилась! Глухие намеки на разлад прослеживаются в сонетах."
26. "Сонеты адресованы вполне конкретному лицу, некоему юноше, чей образ в виду тех или иных причин порождал в душе Шекспира то безумную радость, то столь же безумное отчаяние", Оскар Уайльд
"Очень может быть, - отвечу я и желчно добавлю. - Вообще-то в поэте-сопернике сонетов многие специалисты видят Чепмена, а не Джонсона. Кстати, кто-то из родственников и/или "поэтов Бельвуарской долины" мог в свое время написать серию из 17 сонетов, убеждающих некоего молодого человека увековечить свои достоинства в потомках, то есть, сделать, грубо говоря, так, чтобы он женился или его супруга подарила ему детей. Это объясняет, кому адресовались указанные стихотворения, вошедшие в начальную часть шекспировского сборника, - бездетному графу Ретленду..."
"Ну, положим, не торопился стать отцом и прекрасноликий Саутгемптон, - объявит мой неугомонный читатель. - Вспомним и о У. Герберте, который не только покровительствовал Шекспиру и Бербеджу, но и решительно отказывался от женитьбы на внучке лорда-камергера к искреннему неудовольствию своей матушки Мэри Пембрук-Сидни. Есть исследователи-шекспироведы, которые считают что первые 17 сонетов написаны матерью сыну. Согласно одной версии, их написала королева Елизавета своему, разумеется внебрачному, сыну - Кристоферу Марло (!?) А я отмечу еще один любопытный факт. После смерти Елизаветы, ее наследник Иаков Стюарт весьма благосклонно отнесся не только к Саутгемптону, но и к Ретленду, скостив ему неподъемный штраф, освободив из-под ареста и надавав кучу ответственных поручений, включая дипломатический вояж в Данию. Более того, король навестил бедного, измученного болезнью графа в его замке Бельвуар!"
"Ну и что?" - снисходительно спрошу я читателя.
"А то, что в сонетах можно найти намеки на перемены к лучшему в судьбе лирического героя", - ответит мой читатель.
"Не это главное, - с нескрываемым раздражением замечу я. - Интересно другое: в 1604 году графиня Мэри Пембрук-Сидни просит своего сына Уильяма, уговорить Его Величество приехать к ней в имение Уилтон-хаус и посмотреть пьесу "Как вам это понравится". В своем послании сыну она пишет буквально следующее: с нами будет "мужчина Шекспир" (в подлиннике - " We have the man Shakespeare with us"). А мы знаем, что Ретленд также был приглашен в Уилтон-хаус".
"Ну и что? - в свою очередь снисходительно спросит мой читатель, - письмо-то до нас не дошло - одна сомнительная цитата. К тому же лингвисты считают, что the man Shakespeare надо переводить как "наш человек Шекспир", т.е. некто из тех, кто у нас служит. Знакомый Шекспира, придворный поэт С. Деньел, был гувернером У. Герберта и жил в доме графини. Он, стало быть, тоже являлся "своим человеком" в семействе Пембрук-Сидни! И потом, король хорошо знал обоих: и Ретленда и Шекспира, который вместе с другими членами труппы и пайщиками театра был представлен ему, а затем перешел от лорда-камергера в услужение к Его Величеству, получив - единственный из состава труппы! - звание королевского камердинера...
"Не единственный! - возопит читатель и зачем-то добавит: "А выражение "мужчина Шекспир" может содержать в себе намек на то, что была еще и "женщина Шекспир", то есть Элизабет..."
27. "Он (Шекспир) от природы неясный. Он - абсолютная субстанция..." – Бертольт Брехт
Мне остается лишь принять к сведению ремарки читателя и отметить, что стиль Шекспира – часто темный, конструкции, система образов – не только архаичны, но и причудливы и иногда не вполне понятны. Авторитетнейший советский переводчик М.Л. Лозинский столь «точно» перевел «Гамлета» ("эквилинеарно", т.е. построчно!), что критики заклевали основоположника отечественной переводческой школы: мол, почему так тяжело, туманно, косноязычно переведено? Михаилу Леонидовичу пришлось оправдываться: «Я стремился донести до читателя истинный стиль Шекспира». А вот Самуил Яковлевич перевел шекспировские сонеты по-своему, по-маршаковски, так, чтобы, как опасно острили в 50-е годы XX века, «даже товарищ Сталин всё понял» (за перевод шекспировских сонетов С.Я. Маршак получил Сталинскую премию). Полагаю, здесь «виноват» гений Маршака, сумевшего ясно и четко,
| Помогли сайту Реклама Праздники |