полемики с критиками его творчества.
Вот это и удивляет, что Филдинг на заре ново-европейской классической литературы (к тому времени имена великих литературного модерна исчерпывались Шекспиром, Сервантесом, Мольером и Рабле) сумел написать остроумный, занимательный, крепко скроенный сюжетно, роман. И роман «дышит» уже 270 лет! Учитесь, леди и джентльмены, нетленке.
Счастливый конец или трагедия смерти?
Что лучше жизнь или смерть? – вопрос, вроде бы, бессмысленно-очевидный. Конечно, жизнь! И большинство писателей именно такому выводу и следовали. И читатель, вдоволь напереживавшись, мог смахнуть слезу умиления, радуясь благополучному завершению повествования. Торжествовала жизнь в своей справедливости над злыми персонажами с их интригами.
Казалось бы, раз все так очевидно, то и следует двигаться по проторенному пути. Ан нет.
В мире литературы существует группа так называемых «великих». Так вот великие писатели почему-то поступали со своими героями совершенно иначе. Они у них – «несправедливо» - гибли! Юные Ромео и Джульетты, Дездемона и Отелло у Шекспира, Вертер – у Гете, мадам Бовари у Флобера, Анна Каренина – у Толстого, Аксинья – у Шолохова...
Но как же так? Почему эти писатели предпочитали смерть жизни? Потому, что они не боялись самого сложного жанра – трагедии. Они был уверены, что, даже умертвив своих симпатичных и даже прекрасных героев, их таланта хватит удержать внимание и любовь читателя к своему произведению. Ведь суть трагедии не в смерти, а в катарсисе, то есть в моменте очищения души. А это уже не столько земное, сколько «божеское».
В драме боль души и тела преодолевается в счастливой концовке, в трагедии – ею завершается жизнь, зато воспаряется, очищенная от земного праха душа.
Так что на вопрос: погибли ли Джульетта, Анна или Аксинья, ответ таков: они воскресли. Где? В сердцах читателей. А в этом суть трагедии и катарсиса. И художественного метода великих писателей.
А теперь о Гамлете
С самого начала пьесы у читателей должны возникнуть недоуменные вопросы.
Зачем Клавдий и Гертруда поспешили со свадьбой? Месяц после смерти мужа – слишком короткий срок во все времена. Если бы мы узнали, что наша знакомая выскочила замуж всего через несколько недель после смерти супруга, то бы вряд ли мы отнеслись с пониманием к такой спешке.
Эта свадьба дает право подозревать новых супругов в давней любовной связи. И такое предположение, в свою очередь, должно вызвать толки вокруг скоропостижной смерти мужа Гертруды и без всякого призрака. Однако эти вопросы почему-то не возникали ни в королевском дворе, ни у читателей-зрителей. Хотя именно эта странность дала право Б. Акунину написать свою версию «Гамлета», где в роли призрака выступает актер, а Гамлета заманивают в ловушку, расчищающей путь новому правителю (Фортинбрасу).
Но дело не в экстравагантных версиях. Клавдий оказался плохим королем. Он не только не в состоянии просчитать последствий своих шагов, но и не держит себя в руках. На спектакле «Мышеловка» он бурно реагирует на провокацию и тем выдает себя. А истинный управленец обязан контролировать себя, ибо нередко оказывается в стрессовой ситуации и обязан сохранять голову холодной. Ведь, казалось бы, очевидно, что раз актеры разыграли реальную сцену убийства, то кто-то (не актеры же!) прознал про нее. Значит, кто-то видел само преступление. Возможно, это слуга, затаившейся в кустах в силу каких-то причин (любовной, физиологической – мало ли), и рассказавший… кому? Несложное следствие указало бы на Гамлета. Именно он предложил актерам сыграть эту пьеску. Ну так, сохрани самообладание и - действуй!
Клавдий, вроде бы, и впрямь стал действовать (и у него в ответ на вопрос: «быть или не быть» сразу последовало – быть!), но задумка кончилась провалом. Почему? Потому что поручил дело другим, тогда как в первом случае (со своим братом) тяжкую ношу взял на себя.
И тут стоит обратиться к другим пьесам Шекспира. Многие из них о том, «что делать?» Что делать, если ты полюбил человека из враждебного клана; что делать, если тебе изменила жена; что делать, если ты доверился детям, а те обманули тебя; что делать, если ты узнал о преступлении… Удивительно, что все попытки решения всех этих «что делать» заканчиваются у Шекспира трагедией и гибелью «решал»! Воистину: «быть или не быть… терпеть без ропота позор судьбы иль оказать сопротивленье…» оборачивается: жить или погибнуть? Ничего себе дилемма!
А что сам Гамлет?
Узнав истинную причину смерти отца, он… впадает в депрессию, что понятно. Ведь дело не столько в Клавдии, сколько в матери, которая становится (вольно или невольно – кто знает?) соучастницей преступления. И отомстив Клавдию, он сам бы взошел на трон через убийство! Ситуация напоминает «порочный круг». Но его депрессия распространяется на весь двор (хорошо, что не на весь мир, хотя инвективы в адрес «мира» в его речах присутствуют). И первой жертвой его меланхолии становится не виновная Офелия. При встрече он грубо оскорбляет ее: «Ах, так вы порядочная девушка?... А не надо было верить… Я не любил вас… Ступай в монастырь».
И вдруг тут же дает себе нелестную характеристику: «Сам я – сносной нравственности… Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей…» и т.д.
Но раз ты таков, то почему в монастырь должна идти Офелия? Сам и иди... на все четыре стороны.
Хорошо, он разочаровался в ней (в пьесе не объяснено почему, но видимо из-за ее нежелания стать его любовницей), так расстанься как принц, как мужчина, а не ухарь, соблазнивший кухарку. Хамить-то зачем?
Но Остапа… т-п-ру.. то бишь Гамлета понесло... Зато на могиле Офелии Гамлет говорил иное: «Я любил Офелию, сорок тысяч братьев… - не чета моей». Ох, Гамлет, Гамлет, так где ты лгал? И все это говорилось им с большим простодушием. И Лаэрту он задает недоуменный вопрос: «Лаэрт, откуда эта неприязнь?»
Нет, хорошо быть полоумным. Убил отца, довел до гибели сестру, после чего спрашивать тоном невинного ягненка: а какие, собственно, претензии ко мне – я же травоядный?
Понятно его возмущением убийством отца, но когда он сам убивает, то относится к своему преступлению спокойно. Более того, даже не дает найти и похоронить Полония.
И перед поединком лжет Лаэрту: «Все, чем мог задеть я ваши чувства… прошу поверить, сделала болезнь». Гамлет лжет, ибо не считает себя психически больным, а лишь притворяющим для пользы дела, но продолжает гнуть свою линию и говорит о себе в третьем лице: «Гамлет - ни при чем. Кто этому виной? Его безумье…».
А что Офелия после того, как ее жестко «отбрил» Гамлет? Огорчилась потерей дарителя подарков и прочих благ? Нет, воскликнула: «Какого обаянья ум погиб!» Оказывается, она ценила в Гамлете ум, знанье и то, что он «законодатель вкусов и приличий». А вот Гамлет, похоже, не ценил в ней ничего, кроме вожделенной красоты, и когда лакомство прошло мимо, то уподобился персонажу из басни «Лиса и виноград». Некрасиво….
Идем дальше. После спектакля «Мышеловка» следует знаменитый разговор Гамлета с Гильденстерном о флейте. Принц просит придворного сыграть на флейте. Тот, естественно, отказывается – он не умеет. И Гамлет разражается уничижительной филиппикой: «Смотрите же, с какою грязью вы меня смешали. Вы собираетесь играть на мне…» и т.д.
Но в чем, собственно, виноват Гильденстерн или Полоний? Придворные служат королю, что и полагается придворным. И ровно до тех пор, пока он правитель. Так было, есть и будет во веки веков. Наследный же принц ведет себя странно. Родные беспокоятся и поручают придворным выяснить причины этого. Вполне понятное желание. А разве кто-либо другой, узнав о психических странностях близкого человека, не стал бы беспокоиться и не попытался узнать, что случилось? К тому же, психически больной правитель - бедствие для страны.
И здесь возникают вопросы к самому Гамлету, а именно: почему он молчит о своем подтверждении преступления новоиспеченного короля? Ведь с момента коронации прошло всего два месяца и старого монарха не успели забыть. Как раз самое время не отталкивать от себя близких знакомых, а поведать им о призраке, его обвинении, и предложить им посоветовать, что ему делать? То есть пришла пора вовлечь в его историю и других. Вместо этого Гамлет продолжает прикидываться помешанным, дискредитируя себя в глазах окружающих. И будто нарочно, Шекспир приводит действия Лаэрта.
Узнав о странной смерти своего отца Полония, он приезжает из Франции и поднимает бунт. И его сразу поддерживают! «Чернь за него… Они кричат: «Короновать Лаэрта!» Клавдий, как король, оказывается, совершенно не авторитетен и его никто не хочет защищать. Лаэрт с толпой восставших врывается в покои короля. Тот в его власти. Но, выясняется, отца убил Гамлет, и Клавдий вновь овладевает положением. А что мешало сделать подобное Гамлету? Причем сам Клавдий с разговоре с Лаэртом признал «Привязанность к нему (т.е. Гамлету) простых людей…». Но Гамлет заигрался в собственное безумие.
Как важно, оказывается, играя не заиграться. Скольким политикам можно было бы дать подобный совет…
Кстати, есть возможность сравнить ситуацию с иного ракурса. Примерно в то время, когда Шекспир писал свою пьесу (1601 г.), на другом конце Европы – в Московском царстве происходили схожие события. Нового царя Бориса Годунова молва обвинила в убийстве наследника престола прежней династии царевича Дмитрия. В конечном счете, эта десакрализация подорвала устои власти, что завершилось свержением Годуновых.
Если бы Гамлет снял запрет на молчание с офицеров и Горацио, видевших призрака, то слух о преступлении Клавдия лишил бы его легитимности и развязал руки наследнику престола. А так, продолжающее молчание оборачивалось против «безумного» Гамлета. Спектакль затянулся и закончился трупами и гибелью династии.
Пьеса написала с точки зрения Гамлета. Немудрено, что время от времени появляются пьесы и фильмы, где события описываются с иных, противоположных точек зрения. Сей краткий разбор - дополнительное свидетельство того, что к этому есть все основания.
Как управленец Гамлет, несмотря на природный ум и хорошее образование, тоже, оказывается, так себе. Соорудить провокацию с актерами он смог, и блестяще, а вот организовать возмездие… Кончилось кучей трупов, включая себя. Нет, не зря в финале пьесы великий Шекспир меняет династию на новую. «Подгнило что-то в датском королевстве». Не «что-то», а конкретно верховная власть и подгнила, начиная с любовной связи брата с женой старшего брата, последующего убийства и… дальше по наклонной.
Быть или не быть? «Быть», если ты умеешь делать дело. «Не быть» - если не способен на таковое.
Гамлета привыкли играть как безукоризненно благородного героя, жертву преступления, а из этого описания вырисовывается более противоречивая картина. Не я один обратил внимание на эти и другие неоднозначности пьесы, поэтому уже сотни лет тысячи театров ставят «Гамлета», пытаясь понять, что пошло не так, стараясь отгадать заданную
