У португальского поэта Фернандо Пессоа (или – в более современной транслитерации – Фернанду Песоа) есть короткое стихотворение Автопсихография – всего три строфы, но в них практически полностью раскрывается механизм поэтической «трансмиссии» – передачи настроения (или чувства) от поэта к читателю.
Этот механизм состоит из трёх этапов, каждый этап можно рассматривать как один из уровней реальности.
«Пути у поэта окольны,
и надо правдиво до слёз
ему притворяться, что больно,
когда ему больно всерьёз.» (перевод Анатолия Гелескула)
Первый уровень – чувство поэта («больно всерьёз»). Это реальные переживания реального человека.
Однако создаваемое поэтом произведение подчиняется своей, внутренней логике. В нём нет места живому человеку, там действует другое лицо – лирический герой. Этому герою поэт приписывает эмоции, похожие на свои. Но будучи похожими, они несколько отличаются, ведь бытие лирического героя ограничено словами, а выбор слов – предзадан рифмой, ритмическим рисунком стиха, эффектом, который тот должен оказать на читателя.
Иногда зазор между подлинной болью и её литературным отражением выходит большим, иногда – минимальным, но он существует всегда. Качество стихотворения, кстати, от размера этого зазора не зависит. Оно зависит, конечно, от мастерства, но ещё и от того, действительно ли существует преемственность между чувством в душе поэта и тем, которое он моделирует внутри стиха. Хорошие стихи требуют исходного истинного чувства. Он «притворяется, что больно», но это получится «правдиво» только тогда, когда ему «больно всерьёз». Если душа глухо спит, можно написать изящное стихотворение, но оно останется лишь картинкой и не тронет душу читателя.
При контакте читателя с произведением возникает третий уровень реальности.
«Но люди, листая наследье,
Почувствуют в час тишины
не две эти боли, а третью,
которой они лишены.»
Читательское восприятие возникает на пересечении текста и личности читателя. Как автор не совпадает полностью со своим лирическим героем, так и читатель не может вместить в себя героя произведения. Каким бы четким не делал автор переживание, вложенное в стихотворение, читатель воспримет его по-своему. Сколько читателей, столько и образов поэтической «боли» будет воспринято.
И в последней строфе Песоа спрашивает, а если всё так, то зачем, собственно, существует поэзия? Что она может выразить? Во всяком случае не душу поэта.
«И так, остановки не зная,
и голос рассудка глуша,
игрушка кружит заводная,
а все говорят — душа.»
Передача чувства невозможна. Таков, вроде бы, итоговый вывод. Но ведь что-то происходит. Читатель уходит с болью, которой его одарил поэт. Поэзия существует, Трансмиссия работает.
Поэт как бы спорит сам с собой. Его не устраивает достигнутый результат, но другой результат невозможен. Однако он пробует снова и снова. Отсюда и образ поезда, бегущего по замкнутому кругом пути…
Впрочем, если занять метапозицию, то мы должны признать, что и данное стихотворение – это лишь воссозданный образ подлинной боли, и мука лирического героя – это не вполне мука автора, к тому же и воспринимаем мы её на свой лад. На что, правда, имеем полное (данное самим Песоа) право.
Ещё больше стихов в Telegam-канале ЕЖЕДНЕВНИК ПОЭЗИИ https://t.me/stihydnya
