Моя мизантропия – виновата! Легко сказать, а разобрать – слабо?
Майями, заграничные форматы? Люблю ли? Полистай мечты альбом:
В нем кокон – сладко пахнущий младенцем, за ним – родных краёв хрустальный звон.
Но мысль – кого я выношу под сердцем – гнетёт: босяк, расстрига, фармазон?
Как миксовать пары апрельской пашни с желаньем заработать и успеть?
С верховной – мне дают советы – башни, но я – цела, а им – в пределе – треть!
Кого растить, когда ты здесь – ничтожен пред бизнес-формой и дресс-кодом стай.
Подыгрывай, и век твой будет прожит легко. Но суть таит печальный смайл
От глаз чужих, что манят все дороги – во мрак, но нет ненужного пути.
Мой Иннокентий* будет рядом – строгим, а Анне** – цель – на шею вознестись:
Но не на чью ни попадя, тем паче не за паскудство – именем Твоим
Творимое, где, как нельзя иначе, подлец – он дворня, пёс – не дворянин!
Да, не люблю, понеже – возвышаю я образ, что в округе не найду!
Я – в миражах – ищу родную стаю, ту, странную – что ввек не подведу!
|
Послесловие:
*Иннокентий (лат. «невинный»); Святых и великомучеников с этим (или иным) именем история российская знает немало; однако, здесь в тексте также имеется ввиду, с другой стороны, Иннокентий Анненский, который являлся блестящим примером, демонстрируя образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путём сознательного продолжения в себе творчества автора.
**До 1845 года награжденные любой степенью ордена Св. Анны автоматически становились потомственными дворянами. Орден считался династической наградой дома Романовых, и даже после 1917 года в эмиграции продолжал вручаться потомками дома Романовых.
