Запев
За предельною странной чертой,
Пережившие почвы и воды,
Обретём мы когда-то покой
И сольёмся с пространством-природой.
Но когда до конца.… До конца
Мы в пространствах её растворимся –
Под сердцами вновь стукнут сердца…
Но родившись, мы не породнимся,
И не встретимся мы никогда,
Столь сейчас горячи и любимы…
И присвоит потомок тогда
Мне другое какое-то имя.
Punctum contra punctum*
Творец садится за рояль.
Оркестр-демон рядом.
Творец недолго смотрит вдаль
Отсутствующим взглядом
И, взглядом не приобретя
Оттуда – ни на йоту,
Решается на роль вождя
И страшную работу.
Вселенную потряс окрест
Аккорд громоподобный,
Но вкрадчиво завёл оркестр
Вопрос сомнений злобный,
Но заскрипел скрипичный бес,
Со вторами виляя,
Лишь рухнула в ответ с небес
На ад возможность рая.
И не были разведены
Ещё в пространстве этом
Клубящемся ни явь, ни сны,
Ни темень сна от света,
Пока пассаж очередной,
Из множеств накативший,
Не стал вибрацией одной,
Единой, наивысшей.
Рояль светился, как разряд,
Рукоплескало всё подряд
И руки жали наугад
Знакомые случайно…
И лишь творец, лишённый сил,
Отсутствующ и бледен был
И об одном себя молил –
Слиянье изначальном.
* букв. точка против точки. Или нота против ноты. Или контрапункт -
одновременное сочетание двух или более самостоятельных мелодических голосов.
Смена эпох
Чтоб не рабом, а господином,
Пребыл во всём вдруг человек, –
Придумать не ему ль машину,
Которая умнее всех?
Значки мелькают на дисплее
Под человеческой рукой…
Она выигрывать умеет
И в шахматы, и в «бой морской».
Её нельзя кнутом ударить
(Как сам себя ты истязал),
Не совратить и не состарить
Путём наветов и похвал.
И знать нельзя, чего ей надо,
Как отдыхать и дольше жить…
И самому себе в отраду
Её нельзя не обслужить!
Дизайнер ей создал породу,
Строитель выстроил жильё.
А господина ждёт работа,
Чтобы оплачивать её.
Демиург
Мгновенно гаснущая сетка,
В миг возникающая вновь –
Идёт живых основ разведка,
Интеллектроника умов.
Он может – ум, к познанью жадный, –
Одной песчинкой мир взорвать.
Но продолжает люд нещадный
С самим собою воевать
И синтезирует лениво
Игр дармовые пироги,
И человеконелюбивый
Век раздаёт их за долги,
И на мерцающих экранах
Из информационных цифр
Обратно, к ветви обезьяны
Стратег раскручивает шифр.
Вздымая скрюченные руки
В иные, в звёздные миры,
Он лживо произносит звуки,
Что словом были до игры.
Кривой зигзаг – его улыбка
Скользит по плоскому лицу…
А ты, искусство, не ошибка,
Попав к такому мертвецу?
Унификация
А так ли видели вначале
Свои мечты, живя в ярме,
Но – колыбель ума качали,
Но – нянчили слова в уме?
Посыпанные пеплом густо,
К нему лишь тернии вели,
Пока не вываял искусство
И царь, и червь – язык Земли.
И зов суровый – отзвук новый
Разнил и друга, и врага
И заклинаньем делал слово,
А слово – пением стиха.
Что в ней – стиха единой строчке,
Всегда и тайней, и родней
Начал утробной оболочки
И математики древней?
Что в ней – так часто омертвлённой,
Но лишь усильем единиц
Осуществлённой, сохранённой
Для будущих склонённых лиц? –
В ней, настоящей, сформирован,
Сгущён энергией живой,
Прошедший, будущий и новый
Ум человека временной…
Но мракобесия пристанник,
Где действо с ложью снесено,
Вдруг слову предпочёл механик
Скрип шестерён не так давно.
Когда ж в гонительной године
Казнили мысль её враги,
Прогресс механика машиной
Создал чистилищ мешанину
И адом всем воздал долги,
Бессонный идол!
Молчаливо
Творила ад его рука
И совершенствовала лживо
Машиноветви языка.
И средь всеобщего молчанья
Владеет миром лязг и треск.
И в новоявленном звучанье
Нет и намёка на протест.
А в этой новой оркестровке,
То лья, то лязгая поковки
До монолитного куска,
Унифицировано ловко
Убит и признак языка.
Иной планетянин
А я – дельфин.
А я – надежда
Давно на промыслах твоих…
Я весь – в восторгах золотых,
И вся вода – моя одежда.
Ты изучал меня по байтам…
Ан руки кверху поднял ты,
Сколь актов знанья ни свершай ты
Пред совершенством наготы.
И, вольному в своей стихии,
Мне весел твой реченный стих…
Цивилизации иные
Я пережил, постигнув их!
И ты – участник белых пятен
Своей же логики глухой,
Себе ничтожно непонятен,
Решил – пора заняться мной?
Что ж, получи моё явленье!
И сквозь цветистые очки
Кругли беспомощно зрачки,
Наращивай свои сомненья.
Ведь я – не твой!
В других каналах,
На разных глуби рубежах
Меня природа утончала,
Тебя – дубина и рычаг.
Но как бы ни ожесточился
К тебе весь мой дельфиний род, –
Коль ты разумным проявился,
Нас общность, может быть, спасёт.
Гарпунер
Ну, ты, дельфин… какого чёрта
Так трудно пляшешь впереди…
В прицел... в прицел… замри, аорта,
Сиди, не дёргайся в груди.
Таю дыхание над бездной –
Вот-вот гарпун войдёт в того,
Кто славит удивлённой песней
Ему чужое существо…
Но ты мне нужен!
Жир, и мясо,
И шкура в выделке легка…
Ведь не точить пришёл я лясы
С тобой о формах языка.
Мои намерения те же:
Земной, морской ли – всё скоты…
Но неожиданней и реже
Ко мне выныриваешь ты,
И впрямь, как будто, понимая,
Что, хоть и ум я, да не тот,
Каким умы, увы, бывают
Вне человеческих забот.
Сон демиурга
Спал пианист перед роялем,
Как обессиленный творец –
Так много звуки угадали,
Так долго руки уставали,
Что обессилены вконец.
И это сразу стало горем.
И горю не было конца –
Средь рабства разных категорий,
Покинутых аудиторий
Плыл беспробудный сон творца.
Но вот, во сне – толпой бродячей
Вновь к безначалью первой тьмы
Вчера хохочущие скачут.
И ничего уже не значат
Сыны гармонии – умы.
И коротко мотив старинный
Ломая бешенной машиной,
Заместь гармоний всех – испуг,
Привычный издревле, звериный…
Что, пианист… что, демиург?!
Пробуждение битв с продлением эпилога
Белыми хлопьями снега
Белые ангелы с неба –
Кутает строй величавый
Дали, деревья, дубравы.
Но возмутит изобильем
Навстречь им вихорь подмётный –
Дикие ангелы пыли
Чёрной, безудержной, плотной.
В битве извечно-великой
Ангелы – белый и дикий.
Серой завесой смиренья
Промеж них ангел забвенья…
Два демиурга – веками
Борются воздух и камень,
С дикими тихие рати,
С добрыми злобные братья.
Руку опустит уставший,
Ангелов белых пославший –
Верхняя рать прекратится
Стоит руке опуститься.
Тут же, как кто окликает,
Вихорь подмётный стихает,
И разнимают объятья
С белыми чёрные братья.
Дали, деревья, дубравы
Кутает строй величавый.
Сказочный и несказанный,
Падает снег безымянный.
У каменистых подножий
Пыль унимается тоже,
Также черна, но безбранна,
Также, как снег, безымянна.
В Небо с Землёй воплотившись,
Спят демиурги, смирившись…
Только на тихом рассвете
Голос послышится третий –
Третий, от битвы отставший,
Спящие силы познавший:
Это пещерные люди
Спящих по имени будят.
Окончательная попытка эпилога или Ретро у компьютера
«Волнующие нас веры суть лишь
более бледный отпечаток
действующих древле сил,
создавших некогда виды».
Велимир Хлебников,
из пояснений к поэме «Зверинец».
Взрыв разума, экстремум, неоизм!
Какие вехи станут забываться,
Как будут книги новые читаться
Бессонным человечеством?
А с ним –
Извечною останется ли суть
Страницы, на экране замерцавшей,
И клавишами книгу пролиставший
Обратной связи выстроит ли путь?
…И мы живили прошлое, едва
Нащупав ключик мёртвого наречья,
Фантазией – понятию предтечей…
Умнее дел нас делали слова!
Не сказочной ли нам казалась та,
Когда-то заурядная, привычка:
Рисунки-письма в глиняных табличках,
Исписанная песней береста?
Подверженное часу и теплу,
Ничто не молвит старое вощенье,
Но, может, мысль, пропавшая для чтенья,
К добру бы приводила, а не злу?
И разве поумнела в нас душа,
Когда от своенравья и всесилья
Мы летописи весело палили,
Монастыри пожарами круша?..
Я – сторож на подрубленном суку,
Не уберегший истинного вехи:
Земля, коли она родна, – навеки…
Или – где список «Слова о полку…»…
Невежество беды не отвратит,
Не скроет в оправдание витийством:
А что как до Кирилла-византица
Был искони славянский алфавит?..
Но сведена до плоскости пластин,
Игрушечна теперь библиотека,
И думающий образ человека
Подобен инородцу средь машин…
Экран зеленоватого огня…
Символикой выплёскивают блоки…
Вот так теперь…
В своей чужой эпохе…
Со всем моим…
Со мною…
Вне меня…
|
