Проклятый век, проклятый год,
И дни, и часы под проклятьем.
И только избранный величием род,
Использует вечность понятным,
Искусством пленения радостных дней,
Где спрятаны силою истин,
Брильянты сердец непокорных людей,
Которые видит лишь мистик.
Иль сирый пророк на исходе добра,
В молитвенной красочной силе,
Отыщет в искусственной куче дерьма,
Жемчужный поток белых искр.
Тогда и откроется вера небес.
Но мир, укрываясь от счастья,
Шагнет за границу, где яростный бес,
Сготовит еду из ненастий. |