Он трусил временами незабвенно,
Кому-то в ухо исступленно врал,
Но времечко меняет мир степенно,
И он стал тем, который не стрелял.
Когда расстрел оглохшему солдату,
Принес с рассветом грозный трибунал,
А он стоял с коротенькой лопатой,
И командир винтовку в руки дал.
Иди, стрельни, там ждут давно ребята,
Им это тоже все не по душе,
Но есть приказ, и мы судьбы солдаты,
И не скорби затем о малыше.
А не пойдешь, тебя поставят к стенке,
Смотри безумец, не играй с огнем.
Я вижу у тебя дрожат коленки,
Иди скорее, а не то в тебя затем пальнем.
И паренек упал, стыдоба, да и только.
И промычал: я подчинюсь судьбе,
И пусть мне разорвут сейчас же глотку,
Не стану я стрелять — и это сказ тебе.
Затем на площади у самого рейхстага,
В дыму от гаубиц, в последний день войны,
Он поливал слезой полотна стягов,
Где родины немытые сыны,
Давили зло фашистского ученья.
И Родина уставила глаза,
На дикие проклятые мученья,
Где паренька растаяла слеза. |
Укравший ЗЛОПОЛУЧНЫЙ колосок...
Потом "сапог", дошедший до Рейхстага,
А для мамаши - МИЛЕНЬКИЙ СЫНОК!
Невесть какая "правда" о КОШМАРЕ
В ГРЯЗИ и СТРАХЕ прожитой войны
Теперь - в "патриотическом" угаре -
БЕССТЫЖАЯ бравада БЕЗ ВИНЫ!
И тот расстрел оглохшему солдату,
Ведь НАМ отмерил "грозный трибунал",
Привыкшим "от зарплаты до зарплаты"
Корпеть до старости в СТРАНЕ, где ЛОЖЬ и хлам!