В соку пророческих сказаний
Россия варится, и нас,
не различив чинов и званий,
вдруг удосужится Парнас.
Куда б ни повернула лира,
я не устану повторять:
"Не сотвори себе кумира",
чтоб вдруг себя не потерять.
И я вокруг себя не видел
таких совсем, но этот друг -
не полубог, да и не идол,
порвал слепых видений круг.
Я пересказывать не стану,
в какой душевный перегиб,
я был влюблён в его Татьяну,
и вместе с автором погиб...
----------------------------
Обычно памятники ставят
на прах, однако, наш герой
уж "уважать себя заставил"
держа волшебное перо.
Из чернокожего без грима
он шёл к созданию творца
тропой нелёгкой пилигрима,
к уделу гениев отца.
Изгнанник собственных сословий,
борец за правду и за честь,
он не внимал стезе условий
и презирал порок и лесть.
Страну, как карту, лирой метил,
когда писал, но, между дел,
и сам, возможно, не заметил,
когда сердцами завладел.
Тогда в неведомых высотах,
что открывал ему Парнас,
в своих далёких восьмисотых
он сквозь столетья видел нас.
Его труды вошли в народы,
как в храм горящая свеча.
Куда там статуе Свободы,
и Мавзолею Ильича!
Куда там Эйфелевой башне,
или мерцающей звезде -
всё высоко, да и не наше,
А Пушкин ближе - он везде!
Послесловие:
Viktor Zubov
ХмелЕн... Хмелею... Правда, взрАщен,
А коль по - русски, так ВЗРАЩЕН
Бессмертной Лирою изящной,
То заводной, то ледянящей
Умы, сердца друзей и жен...
То пустотелых, то безумных,
То с дном души, то озорных,
Коварных, чопорных... Их струны
Терзают Вакхи и Перуны,
Всех тех, кто Пушкиным больны!
Но милый бард, сонетов мастер,
Бог лицеистов средь вина
Извечной няни, знал, отчасти,
Что "...на обломках самовластья
Напишут наши имена!"
Иосиф Латман
Нередко с Пушкиным беседуем ночами,
Как говорится, tete-a-tete...
Страницы перелистывая, - делимся мечтами
Порой... давно минувших лет.
И часто удивляет свежесть мыслей,
Блуждающих меж нашими веками,
Как будто бы компьютеры зависли,
А мы, живя с ним, вроде бы бок о бок,
Касаемся по-дружески руками...,
Забыв, что лет меж нами боле, чем сто сорок...
Николай Нидвораев
Ветшает изваянье Будды
И Колизея колесо…
А он – стоял, стоит, и будет
Ведь Пушкин – это наше всё!