Мать и Отец
из ладоней прозрачных
в венчике света
ответом
томленью,
речкою вольной,
широкой,
как море,
жизнь полноводную
в дали ведут.
На этажи раздробляясь,
потоки
планет,
галактик,
вселенных —
мирровый МИР создают;
вихри сияют
в океанском просторе;
и дышит вода,
и бьётся покой,
там приют,
там среда
для различных существ —
Сердцу мира
всем РАВНО служить,
цветком распускаясь,
и жить.
Мудрый дельфин —
проводник
в многомирье —
ненавязчиво
душу сопроводит,
добродушный пиит,
он и сам ведь душа,
плывёт не спеша
и нет ни гроша,
ни шиша.
В тёмную темь
любопытный нырнёт —
соблазнённый тем,
сам не зная — чем,
три на десять
пустынь
обойдёт,
сменив
три на десять сапог.
Декалог
разлетится в мельчайшую пыль,
в бездну канут
деревянные мифы
и миражи;
и стрижи
чиркнут крылом
по глади
буйной когда-то воды.
Острым чёрным крылом —
для мгновения дар,
не останутся письмена
на водах
изменчивых,
как пожар, —
никогда,
никогда...
Распадаются времена,
эоны
взрываются,
как "лимонки",
а иные
не распадаются —
многотонкие,
вызревают и сохраняются,
в нечто новое
преображаются,
как яблоки спелые
на древе
качаются.
Мать и Отец
из прозрачных сердец
жизнь полноводную
в дали ведут
и сами идут.
В лодочке белой
парусом верным
правит
вечно юный мудрец —
мудростью изменения
славен,
в реках забвения
тонет конец,
сын — молодец...
Цель не видна,
но яро
простирается целина
белоснежного покрывала.
Стеклянного моря
безбрежная аксиома —
то ли бугор,
то ли яма.
Личный мир
замыкает
трёхмерная рама.
Вот некто
без имени —
таким нет числа —
обряжается
в зеркало,
мимикрируя под себя,
а ещё под среду,
полагая,
будто лифтом
имитации
вознесется
под купол всевластия,
чтобы быть на виду
у тщеславия
и миров
сладострастия...
Лифты с финансовым
и жреческим
приводом,
двуединым движком
только на обочину выведут.
А там уж
вампиров-сосунков —
полчища, тьма,
с глазницами
съеденных
телевизором глаз
и пальцами
растопыренной алчбы,
страхом
окрасть благодать
набрасываются
на одиночек
без жалости,
ойкумены забытой
шалости.
И пещерки
на птичьих обрывах,
квартируемые
несостоявшимися дивами,
что беспечно щебечут
умелою рифмою
о сексе,
о страсти
и прочей геронтофильности.
Но тени
прошлого
боль не умножат,
тени прошлого
путников стойких
не потревожат,
не потревожат...
Мать и Отец
из вселенских сердец
жизнь
многоводную
в дальние дали ведут,
эоны идут,
идут
волею непреложною...
|
