Еще вчера январь вовсю скорнячил,
выделывая снежные меха.
Февраль пуржил, прикинувшись незрячим.
Был течным март. Первоцветением брюхат
хмельной апрель, а после впопыхах
маленько дождик майский накосячил.
Черешчатые листья лопуха
развесились, как уши, вдоль дороги
и, ерепенясь (вот вам, недотроги!),
из вредности цепляются к ногам
своей шершавой войлочной изнанкой.
И отовсюду слышен птичий гам.
Юнец июнь, проснувшись спозаранку,
лесное братство вывел на гулянку,
упрямо тащит-тащит свой трофей
кудазачем трудяга муравей.
(спешит, наверно, в лета апогей).
Июль не вылезает из норы,
сосед стал материться лапидарно,
карась в пруду страдает от жары,
лишь не иссяк запал у детворы.
Распахнутое небо солнцедарно...
как вдруг порывы ветра, и гроза
сгрохочет по команде командарма.
В сарай от страха спрячется коза
где до утра проблеет обалдело.
А нам не страшно. Мы найдем, что делать
в порыве изучая на тахте
твои холмы и шрам на животе.
Вверху назавтра снова без изъяна,
и белыми захвачена поляна.
Ах, к ним бы водки да горшок картошки,
ну, а на третье - августный бисквит!
Успеть дозагорать и долюбить.
Кусают уж без аппетита мошки.
Арбузной коркой подскользнет сентябрь.
Двойной фонарный столб, как канделябр,
еще желтка намажет на листву.
И, склонный поначалу к щегольству,
октябрьский сквер сморщинится, старик,
проигрывая времени блицкриг.
Грязь с жадностью вцелуется в штанину.
(ноябрь спасают только мандарины).
Ну, и декабрь. Подарки для родных,
в салат вприправлен сочный рокамболь,
оборотилась елка в жирандоль,
и снова снег заместо отступных ...
Год прожит. Может, только для того,
чтоб, протрезвевши, встретить Рождество. |