Не смотри на меня, моя девочка, легче не станет! Не спасает улыбка и локонов вьющихся шелк…
Умиляюсь украдкой, альбом пожелтевший листая, словно в школьной тетрадке помарки моей не нашел строгий ментор души, и пятерка пощечиной звонкой, обжигающей, портит мейкап, совестливо свербит…
Эпатирует взор твой, тая дикий нрав амазонки, что под тихую вальса мелодию странный гамбит разыграл, разменяв на оборки перчатки и плетку, за узорчатый фартук готовясь продать стремена, называя себя новым именем, делаясь кроткой, ты не видела знаков, поверив пустым орденам…
В цепких лапах павлина, себя убаюкала сказкой, дескать, сможет курлыкать он, взмыв к синеве без границ, но вокала охрипшего фальшь не укроешь под маской, где по капле, по крохам ватагою жадных синиц твои планы, мечты и надежды – растасканы – станут матерьялом строительным вьющихся гнезд – не с тобой…
И на деле – не с гордо парящей орлиною стаей – а с ярмом на хребте, где твой пастырь – банальный ковбой, хоть бы мачо еще, так ведь тоже не скажешь по виду, и, тем паче, не «Джемисон» хлещет, и хлещет плетьми слов обидных, и в эту нелепую, злую корриду ты, мечтая своею быть признанной в мире людьми, добровольно ввязалась: ошибки никто не заметил до сих пор, но исправить нельзя и нельзя попенять никому на судьбу, и никто пред тобой не в ответе за стремленье иметь в дневнике – незаслуженно – «пять»!
Оправдания нет, на корню задушить свою песню, быть хорошей для всех – высшей мерой казнит твою жизнь! Ошибалась, грешила, творила, жила – интересней, а теперь – от меня, моя девочка, ты – отвернись! |
Не укроет улыбка и локонов шёлк.
Я готовь под придуманным именем,
Заиметь твою дружбу без секса и слов..