***
Воздвигнув себе постамент, на краю оступился,
и вниз навернулся. Скажи, ну на кой эти выси?
А помнишь в камине клочок несгоревшей записки,
где буквы рассыпались в строчки любовных бессмыслиц?
В ней было всё просто, как горстка смородины красной,
которую с веток, обвисших под тяжестью лета,
снимали губами, залитыми солнечной лаской -
зайчат неуёмных молочно-ванильного цвета.
А помнишь, по случаю утра, упавшее небо,
и облачных перьев спросонья застывшие нити?
За времени дверью баюкает прошлое нежность,
в дурман апатичный толкая цепочку событий.
По-прежнему спелые травы купаются в росах,
дубравы летят к небосводу под песни синичьи,
рассветом умытая даль, извиваясь вопросом,
сегодня вчерашним чириканьем радостно кличет.
Прости мне, что мир не причём – я одна и у края,
заклеены губы и руки в незримых оковах…
Лишь взглядом украдкой жасминовый цвет собираю,
когда-то заваренным чаем потешившись снова.
Молюсь за тебя не по правилам, правил не знаю.
Мужчине к лицу на висках серебристые пряди…
Минуты, в часы собираясь курлычащей стаей,
без ветра и воли затихли.
И с ними не сладить… |