Пустой бутылкою в черной воде канала
Плыву по мокрым асфальтам питерских улиц,
И город бесстрастно заносит в свои анналы
Миллионы таких, как я, что бегут, сутулясь,
Пытаясь скрыться под темными куполами
Зонтов, промокших насквозь, только это вряд ли.
Дождь достанет всех, и ветер идет валами,
Разбивая тугие струи на острые капли.
Поджимают львы промокшие зябкие лапы,
Ну, какой же кошке такая слякоть по вкусу!
Я всхожу на мост осторожно, как в шторм по трапу,
В Петербурге жить поздней осенью – тоже искусство.
Здравствуй, странный дом, где хозяина нету дома
Уже много лет. Только гости приходят сами.
Через толщу лет пробиваясь, голос знакомый
Там еще читает стихи о Прекрасной Даме.
И стучит в стекло петербургский ветер упорный,
Мертвый день глядит через прорези маски снежной,
И опавший лист плывет по воде покорно,
Как в четвертом акте рука Офелии нежной.
На зеленой глади стола не шуршат страницы,
Не плывет над ним легкий шлейф табачного дыма,
Только в тишине потрескивают половицы,
Словно кто-то ходит в пустой квартире незримо.
Гаснет тусклый свет, и музейные тетки строго
Запирают двери, и я ухожу, конечно.
До свидания, дом. Может, Бог даст, еще дорога
Приведет сюда для такой же недолгой встречи.
Мне в пустом кафе наливают горячий кофе…
Пусть уже давно прошло три четверти века,
Снова вижу в окне знакомый надменный профиль,
Снова улица, рябь канала, фонарь, аптека. |