Всплакнули графоман и поэтесса,
На грани внеземного поворота.
О том не написали в местной прессе,
Небесной тайной все осталося до взлета.
Но все ж свершилось, и в тумане недомолвок.
Невысказанность полуношных строк,
Не привели к статье былых пороков,
Не сократили оглашенный срок.
Но огласили, воем покрывая,
Пределы камер недоступных тюрьм.
Она живет в пределах кущей рая,
Его списали в невозвратный трюм.
Он протянул в последнем крике – мама,
Останки полудетски тонких рук.
Она ушла смочив поля панамы,
Что обрамляли жизни долгой круг.
И в бесконечной очереди к славе,
Жила пиитка в добром переулке,
У сточной недокопанной канавы,
Как вечности живая проститутка. |
