К нам осень пробралась в разведке.
Берёза белая лепечет что - то ей
продажной перебежчицей. На ветке
сидит в предчувствии чего - то воробей.
Сидит задумчивый. Наверное, не видел
такого воробья за жизнь свою Катулл.
Сидит спокойный, как на стуле - лидер,
такой, что стул под ним - не просто стул.
А может, ошибаюсь. Может, птаха
вздремнула на ветле и видит сон
о том, что квинтэссенцией, блин, праха
её согласен объявить Грифон.
Но что - то там не ладится в бумагах
и не находят сфинксы сургуча;
бегут, летят в своих универмагах,
летят, бегут, по - римски гогоча.
И не находят самой нужной вещи.
Печать тоскует в дым по сургучу.
Но вдруг влетает к ним зловеще
шмель левитирующий: чу!
И все - к шмелю, как гномы, вурдалаки
к несчастному Хоме: "Вот он! Вот он!"
Но нету сургуча. Глядят богособаки
и видят, что они - лишь воробьиный сон. |
