Прожил казалось бы две тысячи веков.
Но опыта в сей жизни не набрался.
По-прежнему тупой как тысяча голов,
И умирал не раз, но все ж продрался,
Сквозь тернии, мерцания от звезд,
Коснулись, наконец, глаз черных пилигрима.
А кто-то заготовил мне овес,
Шагая по лугам походкой легкой мима.
Я не Пегас и не нуждаюсь в этом злаке.
Живу в избе на выжженной опушке.
Старуху, что у меня квартировала,
Я расстрелял из трехдюймовой пушки.
Она же, сволочь, бессмертьем крещена,
У ней ступа и помело из ядер.
У лешего теперь живет, не пьет вина,
И вроде все у них – сплошной порядок.
И пусть живет, но только ни ногой,
Ко мне в канун всемирной божьей пасхи.
Я очищался пламенем изгой,
Не жрал скоромного, ни докторской колбаски.
А вообщем надо было ведьму гнать,
С лесов зеленых сказочной России.
Не волею своей, как тут на вспомнить мать,
А именем распятого Мессии. |