Купе гремело музыкой в мажоре.
Вино, шашлык, шампанское со льда.
Чудесный день - мы ехали на море!
А остальное - право, ерунда.
Все про себя сказали кто что хочет.
Кто не сказал и вовсе ничего.
Он заикнулся - мол, военный лётчик.
Мы окрестили лётчиком его.
Он поднимал изысканные тосты,
Не уставал смеяться и шутить,
Он понимал так точно всё и просто.
И мы хоть что могли ему простить.
О чём тут речь, все выпили немало -
Шумел камыш и прочая пурга.
Но одного всё время подмывало
Спросить - Ты, лётчик, видел ли врага?
- Ну да, видал - в прицеле, перед сбросом.
- Ну да, кидал. Не мазал, не таков.
- Кого бомбил? Не задавал вопросов,
Вообще каких-то левых чуваков.
Восточный люд, реальные Хайямы,
Тут с неба градом сыплется фугас.
А им плевать - упёрты и упрямы -
Аллах спасал, спасёт и в этот раз...
Кругом молчали, в тему плохо веря,
И я ему на помощь поспешил:
Нормальный ход! Они убийцы, звери.
И ты, братан, ничуть не согрешил!
А за окном российские берёзы
Вовсю плели весёлый хоровод.
А где-то там пылали бензовозы
И жил войной истерзанный народ.
И неуместно музыка играла.
Да вдалеке - надрывный детский плач...
Когда - он молвил - бомба разбирала?
Ей всё одно - что жертва, что палач...
Он говорил и сам себя не слышал,
Курил в окно, вздыхая всякий раз.
И нам казалось - под вагонной крышей
Не хватит места пеплу горьких фраз...
Собрал рюкзак и вышел не прощаясь.
И растворился в праздничной толпе.
Лишь едкий дым окутывал, качаясь,
Сожжённый мир притихшего купе. |