Друзья ушли. И я один,
и диалектикой очищен,
и так же я умён почти что,
как этот строгий господин.
С портрета смотрит на меня
надменно, властно и сурово:
друзья ушли, и, значит, снова
я должен боль и горе снять.
И подчиниться бытию,
как абсолютному началу,
и, как бы в сердце ни стучало,
я должен петь, и я пою.
А в этой песне нету слов,
мотива тоже – я без слуха.
На всех находится проруха –
ведь раньше слишком мне везло.
Друзья ушли. И только лишь
ты боль мою во мне снимаешь,
и я люблю – ты понимаешь? –
когда со мной ты говоришь.
1972
|