Вот он стоит, дитя застоя.
Как сложно объяснять. Пустое –
как стало просто объяснять:
его невинные подлянки,
его оправданные пьянки –
мол, в жизни не было огня.
Его обманутые бабы
на передок, извольте, слабы,
а он ни в чём не виноват.
Его угрюмое начальство
его принудило к молчанству…
Ах, эта песня не нова.
Он знает всё и всё умеет,
он идеалы перемелет,
он умный, он умеет – быть.
Он бороду не бреет, чтобы
ему сочувствовали снобы
и чтоб менты чесали лбы.
Он в зеркале моём отмечен,
он мной вполне очеловечен,
дитя застоя, бедный раб.
Так что ж ему – петлю на шею
или рубежную траншею,
где будет прав – кто будет прав?
Но нет от прошлого спасения,
ни сретенья, ни воскресенья,
и стало некого винить.
Я в зеркале. Какой я толстый!
Такому всё легко и просто.
И можно зеркальце – разбить.
1988
| 