Допустим, мы достигаем наивысшего счастья в мечтах или во сне. Но, если бы появилась возможность немедленно, навсегда и без возврата, отправиться в страну собственных грёз, полагаю, что на такое согласились бы лишь окончательные безумцы или совершенно отчаявшиеся люди.
Наяву и в трезвом уме - мы всё-таки, кажется, хотим чего-то другого, и, в конечном итоге, - сами не знаем, чего хотим.
Тот же, кому кажется, что он знает, чего хочет, очень скоро рискует оказаться в положении многострадального царя Мидаса. |