В Тбилиси шла гражданская война -
от пуль крошились окна то и дело.
А в перекрестье бабушка одна
со спящим внуком на скамье сидела:
в очках алмаз бесстрашия сверкал,
взлетала бровь презрительно и гордо,
и карандаш с проворностью штыка
атаковал газетные кроссворды.
Спасти ребёнка! - первый наш порыв,
видать, отшибло разум у старушки.
Но вдруг, величье мига ощутив,
и мы застыли у судьбы на мушке
и, гордые ярчайшей из ролей,
оглохшие от ангельских оваций,
всё яростней, хмельнее и смелей -
назло стрелявшим - стали целоваться.
Что славного в безумии таком -
отдаться звероящеру на милость?
Зачем на камни не легли ничком,
за ширмами кустов не затаились? -
доверились ли миру, как дитя,
в себе ли подтверждение искали
тому, что в крестослове бытия
любовь и жизнь всегда по вертикали?
Воображали, нервы щекоча,
что две души, прильнувшие друг к другу,
сияют в райских высях, как свеча,
над бездной мракобесия и муки?
А может, просто средь свинцовых струй
ответственность несли за всё на свете...
Как будто этот глупый поцелуй
и впрямь кого-то мог сберечь от смерти. |
