Перекрестки твоих нежеланно-расстрельных снов
отзываются звоном в моей церебральной жиже.
Ты не холишь ни их, ни желание сбить остов
с, возвращающих свет, ощущений, что так бесстыже
облепляют наивностью "вмерзлости" в свой диван.
Только нет меня рядом ни с краю, ни в середине.
Неизбежностью зова закрыто-открытых ран
коллапсирую верой, что кто-нибудь первый вынет
эти сгустки души "загильзированные" травой
Молоком, разведенным на жажде коснуться края.
Не касаешься, не кричишь, не радуешь – не живой.
Не питаю иллюзий, побившись о стены рая…
Это я, это ты или вместе, фальшиво, – "мы".
От беспечности вновь отколупываем по грамму
Неизбежность. А может быть кем-то обречены
к пробуждениям порознь, и холить, и нежить рану,
Друг у друга воруя желание тихо сдохнуть,
Заколачивать страхи в защитно-удобный кокон.
Ты в ракушке молчания — что мне, теперь, оглохнуть?
В горле костью тебе, я, забитая поздним шоком.
Вера в сказки не хуже, чем в сказочные провалы,
в знаменателе радость один на один с проклятьем.
Ты уже жалеешь, что сбросился с крыши в "мало!"?
Раньше я падала в одиночестве. Насмерть, кстати.
Ты, срываясь на маты, издевку, проклиная стыд,
пятишься обреченный вдовостью просыпаний.
Как же неимоверно затрахала, до тошноты,
Вечность, в которой "ты" на адову тьму расстояний... |