В крылатке и пролетке
Кати – какая жизнь!
Ворон чернявых слетки
Мне каркают: Женись.
Женился на Наташе
И четверых детей
Родил, и кормит кашей
Младенцев, а злодей
Готовит подписную,
В его руках письмо.
И он судьбину злую
Клянет: не повезло.
Сидит красавец этот
И ворон вниз слетел:
Садись к себе в карету!
(Как каркает, злодей!)
Женился на Наташе,
Погиб, как дуэлянт.
Его стихи к Параше
Читает магистрант-
Философ. Он злодея
Не смог преодолеть:
- Пошибче, порезвее
Кати себе на смерть.
Но смерти тоже нету.
Себя перескажи:
- Гони за стих монету,
Ведь правда, Пушкин жив!
И вот, чернявый Сталин
В году тридцать седьмом
Ваш стих так вольно правит,
Не знаю я, о ком.
Пришла Наташа летом.
Себе перескажи:
- Гони свою карету,
Ведь, верно, Пушкин жив?
Он жив, свою крылатку
Он надо мной простер.
И на крылатке латка.
- Пожалуйста, в костер.
Иду в костел я ныне
На Бога посмотреть,
И баснописец стынет
В мороз февральский; снедь
Простыла ныне Божья,
И некому сказать:
- Милашка, осторожней
Свои стихи писать.
Язвлю я эпиграммой
Со школьных тех времен,
И «мама мыла раму»,
И несколько имен.
Меня зовут Мария,
И Ольга, и Скарлетт.
Перевожу про Рио,
Пишу еще куплет.
Гроза – мой царь и Пушкин
И есть перо в столе.
Послушайте, Якушкин
Лишь поднял пистолет.
В Сибири или в Москве я,
Пишу и говорю:
Пошибче, порезвее.
И говорю к царю.
Письмо бенедектинка
Послушает, прочтет.
И в царском виски льдинка,
И снова переплет.
И творчество мужское
Я перепеть могу.
Пошибче! Я не скрою,
Что от царей бегую
Что сказано в письме-то?
Что я вас попрошу
Не снаряжать карету
Для Пушкина. Дышу
Я волей городошной
В сибирском городке,
Как человек нарошный.
Мой жемчуг в сундуке –
Никто перелистает.
Пишу, как я дышу,
Поэму: свет настанет –
О чем я попрошу?
Да все о том же: кОней
Прошу не запрягать.
Как Пастернак в загоне
Пропал, - успел писать.
Я, что ли, не успею
Счирикать песнь свою?
Пошибче, порезвее…
Кому я говорю?
27 декабря 2010 года |
