1. Приглашаю тебя на осень, как на черный и грустный танец, как на чай, когда время восемь, когда поздно что-либо править, когда дождь атакует стекла, когда небо висит вуалью… Приглашаю тебя на осень. Не целую. Не обнимаю.
Когда выключат свет, и ветер, в водосточной трубе играя, будет петь о зиме и смерти, ты скажи, что так не бывает. Ты скажи, что любовь сильнее всех простуд и холодных пальцев… и мы сядем у батареи, не способные вслух признаться, что у каждого боль сквозь ребра, что от счастья остались крохи. Дай зажить. Помолчи. Не трогай. Посидим, поглотаем вдохи.
И уткнувшись в плечо твоё, взвою, и словами закутаю раны. Мне приснится солёное море и цветущие в небе каштаны. Ты погладишь тихонько волосы, и мне станет чуть-чуть теплее.
Приглашаю тебя на осень.
Не целую. Не жду. Не верю.
2. Хватит пить кофе глотками нервными.
самые близкие — уходят первыми.
как эта фраза тебе не нравится…
самые лучшие — не возвращаются.
хватит бить стёкла, звонить без устали.
если предательство — то искусное.
если случайно столкнётесь взглядами,
ты себя спросишь: «оно мне надо ли?»
хватит снотворного, боли, ярости.
самые близкие — так безжалостны.
хватит лелеять свою бессонницу.
самые лучшие — слишком помнятся
3. Я хочу, чтобы вы меня не узнали. В этом строгом платье, на каблуках.
В октябре начнут собираться стаи. И запахнет горечью в небесах.
А пока смотри на мои ладони. И читай по ним. И рисуй на них.
Изо всех истерик и всех агоний у тебя самый резкий удар под дых.
Я хочу тебя встретить. Совсем случайно.
И от страха снова забыть слова.
4. Длинным шлейфом потянутся в небо стаи.
Брызнет вниз акварельная синева.
И найдутся ответы на все вопросы, даже те, о которых ты сам не знал.
У тебя предательски нежный голос.
Я должна смириться,
5. Расстояние — это самое страшное, что может случиться с людьми.
Обронила солнце, оно повисло на кромке воды.
Так же и я у тебя внутри
Не могу согреть.
6. А ты мне ближе, чем те, кто рядом, а я с тобой научилась петь.
И рвать отчаянно, беспощадно тугие сети.
Я научилась видеть, а не смотреть.
Хоть между нами бескрайнего моря треть,
Я научилась мириться с этим.
7. Так вот. Я расскажу, что расстояние — это самая тяжкая ноша, несут которую двое. Но, когда я слышу твой голос нежный, оно и ломаного гроша не стоит.
А между нами всё то же море.
Проходят дни.
8. Прочность любви заключается только в том, что есть две души, что приходят в совместный дом, что есть две души — и всегда между ними связь: «Ты кушал? Ты в порядке? Ты добралась?»
Тогда у них прочная крыша и теплый пол, тогда им не страшен смерти больной укол, тогда, даже в ссоре, они произносят «мы». И знают — они нужны.
Прочность любви заключается только в том, что нужно построить тот самый совместный дом, чтоб прочный фундамент и окна до потолка, и только в руке рука.
Так хочется — вечности в декабре, так хочется, чтобы повсюду снег, так хочется, чтоб нерушима связь:
- Ну как ты?
- Я добралась…
9. Я согласна, пожалуй, с каждой фальшивой нотой… Лишь с тобою мне было тепло и совсем не страшно. Никому нет дела, что я работаю по субботам, а ведь тебе это действительно было важно. Я не дымлю по ночам в озябший промозглый воздух, не разбираю диван и редко включаю телек. Просто когда-то звонил телефон даже очень поздно, а вот теперь он лежит без вызовов и без денег. Ненужный хлам, постаревшее сердце, мечты как роскошь, не раскрываю шторы, не захожу в соц.сеть. Я не хочу догорать, не хочу жить красивым прошлым, и петь ночами то, что тебе не успела спеть. Не приходи, не сиди в изголовье и не молчи так, что тишина будто медным ободом на виски. В моей груди всё разворочено и разбито, а в мире нет антибиотиков от тоски. Звезды печально глухи ко всему, о чем плачут люди, закинув голову в небо, словно ища ответ. Ведь всё действительно так: пусть лучше его не будет… Потом посмотришь вокруг — а лучше него и нет.
10. Пишу письмо Красивому Человеку, не знаю дойдёт ли оно, преодолеет ли километры, поскольку слова я так слепо вверяю ветру, смотрю в окно, а за ним — беспросветный дождь. В соседней комнате слышится песнь рояля, и эти звуки сливаются, представляешь, с таким методичным поскрипыванием пера. Мы с тобой разминулись ещё вчера.
11. И «вчера» было солнечным днем, а сейчас — дождливый, я спросила тебя, насколько двое бывают живы, когда их делят и делят чужие слова на два. Ты ответил мне, что я внешне вполне…
12. Ты приходи, иначе здесь вечный холод, солнце уходит за веки (читай — за горы), свет прячется в волосах твоих, скоро вечер. Мне без тебя особо бесчеловечно. Мне без тебя безжизненно и бескровно, ты приходи и бей меня по живому, я же сама умоляю об этом сейчас и здесь. Чтобы я знала, что это живое — есть. Ты приходи, иначе мне не проснуться в той темноте, что похожа на дно колодца, если ты был здесь, то как могли разминуться, если ты не был, то кто мне оставил солнце? Солнце, которое позже ушло за горы, капля тепла в ледяном растворилась море, нудный мотив надоел повторяться вспять. Ты приходи, я устала тебя искать.
13. Из всех ночей с тобой пошлости ни на грамм, мы мастера по взглядам, выдохам и словам, я обнимаю тебя так крепко — я никому тебя не отдам.
Пускай октябрь горчит и прячется в рукава, а мы с тобою в одинаковых городах и между нами всегда так мало минут пути. Но до тебя мне никак не доехать и не дойти.
А я не раз уже пачкала письма этим своим «люблю». Теперь цена его выше, употребление равно нулю. Но разве это нам важно, когда я в глаза смотрю, ты тоже смотришь. Чего ж мне делать теперь в Раю?
Земное счастье встает на работу когда темно, смеётся, шутит, читает книги, смотрит кино. И может даже скучает и думает перед сном:
«как она там засыпает?»
14. Безумно хочу написать тебе
Мы в одном городе
В одном сне.
15. И если почти не дышать — душа
Оставит тепло у тебя в руке.
Безумно хочу прочитать тебе
Хоть пару стихов. На моей земле
Проклятое утро под стук дождя
Не может вернуть одного:
тебя.
16. Сквозь плёнку мутнеет пожар зари,
Глаза закрываю — а ты внутри.
Я в трубку: «Ну хочешь — поговорим…»
17. Я тебя не найду ни в проулках снов,
Ни в чертогах зим, ни на полях страниц.
Просто однажды утром, открыв окно,
Красный рассвет закапает на карниз.
Я тебя не найду ни у алтарей,
Ни на одной из душных платформ метро.
Просто однажды в ворохе спелых дней
Руки вдруг перестанут хранить тепло.
Я тебя не найду ни в одной из книг
И ни в одном из схожих с твоим имен,
В списки погибших и выживших не проник
Твой лучезарный профиль и дерзкий тон.
18. Засыпать нужно с тем, с кем действительно этого хочешь,
Чтоб прижаться, шепнув на ушко «спокойной ночи»,
Чтоб забыть на секунду о спешке дурного дня.
Знать, что даже на расстоянии, даже молча,
Он всегда говорит «хорошо, что ты есть у меня».
Засыпать нужно с тем, с кем обычно живут твои мысли,
Кто способен дарить тебе нежность и смысл жизни,
Кто под точным прицелом тебя собой заслоня,
Обернется и скажет «какой-то дурацкий выстрел
И дурацкая смерть не отнимут ее у меня».
19. Я вообще — к тебе. Всеми доступными средствами.
Даже маршрутами будних не вещих снов.
Я вообще — о нас. Помни, что за контекстами
Каждый поэт хочет спрятать свою любовь.
Просто уже невмочь слышать себя за кадрами,
Жить, обнуляя время. Опять среда.
Я вообще — к тебе. Правдами и неправдами.
Давай ты сегодня останешься.
Навсегда.
20. Я допиваю остывший чай.
Он потерял свой вкус как и наше с тобой
Прошлое.
Я не забуду тебя, знай
Я не забуду тебя, мой хороший
Наш город тесен, вполне возможно
Ещё шепну тебе: «вспоминай»
21. Нет ничего важней, чем забыть того, кто тебя оставил.
Ноябрьской ночью прибудет снег.
Первое из нарушаемых правил.
Последняя из нерушимых стен.
Я б приложила к сердцу стихи, но
Их, к сожалению, дефицит.
А я не умею ни никотином,
Ни алкоголем, когда болит.
Ты чувствуешь осень острее прочих
И дышишь размеренней, тяжелей.
Не зная, что мой каллиграфный почерк
Рисует стихи тебе.
22. Мне больше не о чем написать тебе; я вода, что лишь к полуночи озаряется багрецом, что травит зверя ни словами и ни свинцом, что призывает нечисть пагубную сюда. Мне больше не о чем написать тебе, я — вода.
Мне больше не о чем рассказать тебе; я огонь, что был приручен ладонью сильной, плясал в ночи, на острие ножа, над ветками алычи, потом разросся, разгорелся — попробуй тронь. Мне больше не о чем рассказать тебе, я — огонь.
Мне больше спеть тебе не о чем; я трава, что мягко под ноги падала в дальний путь, что как-то чудом сумела к дому тебя вернуть, но солнце скрылось и пожухла её канва. Мне больше спеть тебе не о чем, я — трава.
Мне больше ждать тебя незачем, я рассвет, что никогда не будет падать у твоих ног, что просыпался, когда ты уже спать не смог, что до сих пор живёт в мире, где тебя больше нет.
Мне больше ждать тебя незачем.
23. Вот я спрошу тебя — как так вышло, что твоим сердцем кололи лед, что мы смотрели на теплой крыше на перевернутый небосвод. Мы брали спелые звезды в руки, и ты учил их читать сквозь свет. Но я же знала какие муки терпел их рушащийся скелет. Я их скрывала и уносила, с рассветом в теплый бросала пруд. А ты смеялся, ты был счастливым хотя бы несколько злых минут. Вздыхая, я продолжала верить, что твое сердце запустят вспять. Но видно льдинам из подреберья не позволяется воскресать.
24. Рядом с тобой существует желанье жить, это наверно и так уже очень много. В лужах осенних солнечный свет лежит, белые кеды надеты на босу ногу. Я убиваю время всем, чем могу, но без тебя оно не желает длиться. Ночи становятся горькими как в аду, где до тебя не дозваться, не дозвониться.
В сердце баюкаю наши с тобой мечты, только вперед — доверчиво и упрямо. Делишься крыльями, чтобы мы с высоты видели мир — прекраснейший и желанный. Чтоб ничего никогда не делить на два, чтоб навсегда остаться единым целым. Кажется, целую жизнь я тебя ждала, кажется, целую вечность тобой болела.
Я столько раз писала здесь о любви, но до сих пор ни капли о ней не знаю.
Только сейчас я готова отдать весь мир
за твое полуночное «я скучаю».
25. А город промок и стоит пустой,
С глазами бездомных собак.
И ты — единственный, кто живой,
Кто делит здесь свет и мрак.
А город не помнит, что значит жить
Без ругани, пуль и драк.
А дом твой — стеклянные витражи,
Уютный большой чердак.
Я тоже, как город, смотрю в тебя,
Впервые попав впросак
И в плен твоих глаз цвета имбиря,
Смеющихся их атак.
26. Цинизм — это тонкая шкура, стальная броня. От холода, пустоты и колючих взглядов, как первый огонь береги, береги меня. И я отогрею, правда.
27. Молчанье — это опора, это стена. Среди наводнений, оползней, молний, што’рмов. Печальнее боли может быть лишь вина. И только молчание может быть громче стона.
Да что мы все философствуем, сядь со мной, в обманчивом мире, обернутом в злую шутку, нас так лихорадит от страха за свой покой, а вечность становится отдыхом на минутку. Мы плачем, смеемся, карабкаемся наверх, срываемся, загораемся, тонем, гаснем… Так часто нам хочется славными быть для всех. Так редко мы замечаем простое счастье.
28. Цинизм — это панцирь, это литая сталь, за ней и не видно бабочки тонких крыльев, прекрасных, неповторимых, как жаль… Как жаль. Что верить друг другу мы так и не научились.
29. Цитата - это дар. |
