Я табурет ношу с собою
(В гостях его мне не дают),
На нём стихи читаю стоя,
От непрочтенья в мозге зуд.
Плескаю в массы рифмо-тосты,
Слезу пустив, смеюсь в стихах.
Смысл - будто нож по венам острый,
А ритм с размером - молот в пах.
Не умолкаю на мгновенье:
"За мужиков! За милых дам!"
На табурете в радость чтенье,
Под 100 налитых в рюмку грамм.
Слегка вытягиваю шею,
Показно топаю ногой -
Собой горжусь, вот ведь, умею.
Сравнится в этом, кто со мной?
Не обойтись без табурета
(В гостях его мне не дают),
Обидно только, что поэта
По голове им больно бьют.
Представлюсь Вам: я - табурет. Морилка, лак заморский блещет.
До сей поры не видел свет, в быту нужней, полезней, вещи.
Усталый зад всегда пристроен. В застольях шумных, да-а, бывало
Я выступал, как грозный воин. Знавал за жизнь свою немало
Прекрасных поп, жопищ и задниц, с упрёком горьким о вторых.
Поэта юного в дни праздниств терпел топтанье ног под стих.
Рассказ отсюда поподробней в дальнейшем будет мной вестись.
Садись, читатель поудобней. Мысль дарованья рвалась ввысь.
Бросало в дрожь пера скрипенье, пол подо мной топорщил слог.
Писал, писал до одуренья, глаголом, падла ножки жёг.
Пусть я в поэзии не Дока, пускай - обычный табурет,
Но ощущенье чувства шока в меня вминал садист-поэт.
Да ладно, если бы в корзину строгал фигню самозабвенно.
Наверно лучше бы я сгинул в печи каким-нибудь поленом.
Со смыслом дружен был? Едва ли. Читал на мне, гадёныш вслух
И рифмы так меня шатали, что испустить готов был дух.
Откуда черпал вдохновенье, гордясь без устали собой?
Скрипел, качаясь - нет спасенья ни мне, ни Вам, читатель мой.
Я был и Музою и сценой, пусть в Таганроге, не в столице.
Жить как теперь с такой изменой? Пришлось в отместку развалиться.
И жизненно. Была в моей жизни предновогодняя табуретка на школьном утреннике...