* * *
Ночь узорные сны вышивала и лунным напёрстком
Помогала игле через тело тянуть волокно.
Там, где жилки внахлёст, будто два голубых перекрёстка,
Билась хрупкая мысль, и крутилось цветное кино.
Высь с землёю срасталась: в единое две половинки,
И твердела вода в океанах подобьем стекла,
И в груди, мельтеша и взрываясь, гудели кровинки,
И с хлопком из лопаток вставали два белых крыла.
…И летела душа, ни дыханья, ни плоти не чуя,
И из лунной криницы серебряной влаги пила.
Плоть пружинами мышц ожидала обмана и чуда,
Волшебства и иллюзий желала она и… спала.
А душа всё летела. Всё дальше, всё выше летела,
И несли её к солнцу два белых, два острых крыла…
Ну а плоть в предвкушении радостном чуда хотела,
Волшебства и иллюзий желала она и… спала.
А когда первым жарким костром полыхнуло от солнца,
Встрепенулась душа и в обратный отправилась путь.
Обняла она солнечный луч и проникла в оконце,
В деревянное тело, в пустую безликую грудь.
…Задрожали ресницы, и вскинулись влажные веки,
И столкнулись зрачки с заоконным привычным панно.
Всполошилась, вскричала, забилась тоска в Человеке,
Понял он: чуда нет, до конца докрутилось кино.
Скрипнул он позвонками и сел. Надо встать и одеться.
Сунул голову в майку, и ногу в штанину продел…
Будет много ненужной работы сегодня для сердца,
А для тела – бессчётное множество будничных дел.
2001 г.
|
