«Маша и Миша» | |
Предисловие: Написано для тренинга по этой картинке в "Мир фикрайтера", а потом как-то разрослось. Ещё в процессе, поэтому буду добавлять проду, когда Муз тюкнет по голове вдохновением.
Для лёгкого чтива и поднятия настроения. Не ждите гениальных стихотворных перлов. Над корявками подумаю после завершения истории. Буду рада подсказкам.
С уважением,
Ulitka Noja Встреча
За цветами послала мачеха,
И пошла я, несчастье ходячее.
Повстречала двенадцать месяцев,
Опасалась, что месяцы взбесятся.
Но свезло — они ласково встретили,
Накормили, согрели, приветили,
Постучали о землю посохом,
Я от счастья захлюпала носиком.
Набрала корзинку подснежников,
С месяцами простилась по-нежному.
Да вот встретила мишку на тропочке...
Всё, кранты мне теперь, недотёпочке!
Пронесло
Я стою ни жива, я стою ни мертва,
Подо мной почему-то намокла трава.
И вцепилась в корзинку: её не отдам,
Пусть не тянет он лапы к добытым цветам!
А медведь, тихо рыкнув, уж губы сложил,
Расстояние мигом со мной сократил.
Шевелит чёрным носом, сопит и фырчит,
Съесть меня этот зверь, без сомненья, спешит.
Я зажмурилась было, ведь жутко же, ой!
Не попасть мне, несчастной, сегодня домой.
Но вдруг ноги меня понесли от него,
Как спаслась — уж не помню совсем ничего!
Огляделась вокруг — зачарованный лес.
Страшный зверь косолапый куда-то исчез,
Лишь карета промчалась с принцессой…
Пронесло! Как мне выбраться бедной из леса?
Избушка
Вот иду под голодные стоны желудка,
Через лес-великан, где я — лилипутка.
Проводила взглядом проворную белку,
Вот её бы зажарить и — плюх на тарелку!
Утираю слюну (не схватило б морозом),
Отбиваю с ресничек застывшие слёзы,
Вдруг осыпалась с веток инея стружка…
Я смотрю и не верю — под ёлкой избушка!
Словно лось, пробуравила телом сугробы,
До избушки желанной добраться мне чтобы,
Заглянула в оконце — темно и не видно,
Вот неужто пустая? Ну да, очевидно…
Постучала в окно — я ж культурная очень:
Не охота по лесу бродить тёмной ночью.
Тишина мне ответом, ну что ж, я стучала,
Дверь толкнула, вошла, «ау» прокричала.
Маша и каша
Вот стол, три стула, три миски, три ложки.
Живот простонал: «Покорми хоть немножко!»
А в мисках дымилась овсяная каша…
«Была не была!» — подумала Маша.
Забралась на стул кое-как, заглянула
И миску большую к себе подтянула.
Но в каше увязла огромная ложка,
До рта донести удалось лишь немножко.
И стул неудобный, и ложка большая,
А рядом стояла миска другая.
«Там ложка поменьше и каша вкуснее.
Наемся теперь я намного быстрее».
И вновь невезуха, и вновь неудача:
Она от отчаянья чуть уж не плачет,
Но есть ещё миска, и есть ещё ложка
Неужто и тут ожидает оплошка?
И стульчик удобный, и миска что надо,
Есть маленькой ложкой такая отрада!
В мгновение ока доедена каша,
На сон потянуло тут сытую Машу.
Со стула упала, потопала в спальню,
Кровати опробовав, выбрала дальнюю.
И сладко заснула довольной и сытой,
Не вспомнив, что дверь-то осталась открытой.
Альтернативный выход
Спала и не знала, что будет так страшно,
Умаялась бедная девочка Маша.
Но, чу! Вернулись хозяева, видно.
Чего-то рычат, им, похоже, обидно.
Тихонько захныкал сыночек Мишутка:
«Кто съел мою кашу, чья глупая шутка?
И стульчик сломался, и кто-то в кроватке.
Лежит, улыбается — сон, видно, сладкий».
Проснулась тут Маша. Увидев медведей,
Припомнила сразу о вкусном обеде.
«Так это к медведям я сдуру попала?» —
Лицом побледнев, она прошептала.
Богини судьбы прикололись над нею
Застыла на месте, на мишек глазея.
Три зверя мохнатых, когтистые лапы —
Малыш-медвежоночек с мамой и папой.
Сердитые очень, клыки — что кинжалы,
Они не проникнутся, что б не сказала,
Но смерть принимать из-за съеденной каши
Совсем не хотела девчушечка Маша.
Вскочила на ноги. Вон рядом — окошко.
Помчалась к нему, прихвативши лукошко.
И с прытью, которой не ждали медведи,
Рванула, как спринтер на эстафете.
Хождение по мукам
Да как задолбала же смена погоды!
То травка, то снег, то опять переходы.
Чай, месяцы посох пустили по кругу,
Как флягу вина, что давали друг другу.
К избушке шагала, буравя сугробы,
Шаги ускоряя под вопли утробы,
Сейчас же бегу, от жары подыхая,
Спасти свою шкуру почти что не чая.
Печёт мне макушку безжалостно солнце,
Ведро бы воды осушила до донца.
В висках долбит дырки безжалостный дятел,
Слова позабыла все, кроме проклятий.
Ох, если б проехала снова принцесса
В карете по тропке, но чащи завеса
И справа, и слева мрачнеет стеною...
Смеркается, вроде. Что ж будет со мною?!
Кто там крадётся в ночи?
Цветы уж давно бы загнулись в лукошке,
Но братец Апрель пошаманил немножко,
Сказав, что подснежники вечными станут:
В воде, без воды — наплевать! Не завянут.
Мне можно хоть вечность бродить в этой чаще,
Но в доме родном даже с мачехой слаще.
Почти уже ночь, а усталые ножки
Не в силах давно ковылять по дорожке.
Дорожка? Да ладно! Откуда дорожка?
Неужто мне вдруг повезло хоть немножко?
Да, темень такая, что тропки не видно.
Я, может, дошла. Но куда? Вот обидно!
Уселась прям там, где споткнулась о кочку,
Едва не рассыпав на землю цветочки.
И снова мне, бедной, так хочется кушать,
А всхлипы желудка не в силах я слушать.
Валежника треск мне мерещится, что ли?
Я страхи свои отпустила на волю.
Дрожащей, икающей, загнанной птицей
Зажмурю глаза. Может, мне это снится?
Спасение?
А страшные звуки всё ближе и ближе,
Бежать нету сил, уподобилась мыши:
А вдруг не заметит, пройдёт стороною,
А вдруг не закусит несчастною мною!
Тут слышу я очень знакомые звуки.
Неужто закончились страшные муки?
Копыта стучат по дороге, и кучер
Какую-то песню горланит тягуче.
Вскочила, ору и рукою, как флагом,
Машу, чтоб скорей тормознуть колымагу.
Не колымага! Карета с гербами
Да с вензелями, златыми цветами.
«Спасите! — кричу. — Помогите, принцесса!
Иначе я сгину средь тёмного леса.
Вот-вот страшный зверь доберётся сюда,
Скорее спасайте, иначе — беда!»
Услышана. Еду с прекрасною девой,
Она не принцесса, не королева,
А Золушка бедная. Ехала с бала —
Спешила домой и ужасно устала.
Недолго мы мчались. Стоим на дороге
И обе трясёмся от страха в тревоге.
Кареты не стало, лишь тыква в кювете
И крысы с мышами пищат в лунном свете.
Цветочек
Моя лишь вздохнула тихонько подруга
И взором своим обвела всю округу.
Взяла в руки тыкву, хвостатых зверяток,
Что сгрудились возле босых её пяток.
«Пошли, что ли, Маша, настала уж полночь,
Нам вряд ли надеяться стоит на помощь.
Вон там, вдалеке, свет далёкий, смотри же!»
И мы поспешили вперёд. Ближе, ближе!
К сиянию шли, спотыкаясь о корни,
Но скоро дорога стала удобней.
Увидели замок. Высокие стены.
В калитку мы постучались смиренно.
Она распахнулась, но пусто за нею.
Я рот свой открыла: стою и глазею.
В зелёной траве, на холмике-кочке
Сияет, лучи испуская, цветочек.
Кровавого цвета, мани́т красотою.
Я руку тяну за цветочком-мечтою…
И, сорванный, так же сияет прекрасно,
Но радость моя оказалась напрасной.
Чудище
Порывами ветра взметнуло листочки,
Прибило травинки на холмике-кочке.
А ярости рёв, вопли, стоны печали
Нам траурным маршем в тиши прозвучали.
Ну вот. Снова мокро, куда же годиться!
Могла бы — то прочь полетела я птицей,
Но будто верёвки опутали ноги…
Стою. Не могу убежать по дороге.
«Да как ты посмела, девчонка дрянная,
Незваная наглая гостья ночная,
Сорвать мой любимый цветок заповедный,
Отраду всей жизни моей беспросветной!
Да будь ты мужчиной, за это деяние
Подвергнул тогда бы тебя наказанию:
Ты смертью ужасною и неминучею
Погибла б, моими рабами замучена!»
Нависнув над девами глыбой лохматой
И горько стеная над тяжкой утратой,
Преступного действия грозный свидетель —
Стоял двухметровый чудовище-йети.
Ультиматум
«Не знала, что дорог вам этот цветочек.
Сорвала, чтоб мрак разгонять тёмной ночью:
Луна скрылась в небе, не видно дороги,
И так уж отбили несчастные ноги.
Я ландышей вам подарю половину,
Уж слишком вы мелочны для властелина.
И стыдно девиц доводить до икоты,
Как будто иной у вас нету заботы».
Со страху бы Маша ещё наболтала,
Но Золушка пнула, и та замолчала.
А девушка, милой оскалясь улыбкой,
Тот час постаралась исправить ошибку
И так заболтала несчастного йети,
Что он позабыл о задуманной мести.
«Отдайте цветок и ступайте за мною.
Я вас накормлю очень вкусной едою,
А спасть уложу на перинах пуховых,
Под балдахином, в кроватях дубовых,
С утра же решу, что же делать мне дальше».
И в замок вошла вместе с Золушкой Маша.
Наевшись от пуза, отмокнувши в ванне,
Уснули девицы в шикарнейшей спальне.
А утром, едва только солнышко встало,
Чудовище слуг-невидимок прислало,
Потребовав срочно пред явиться пред очи —
Придумало кару другую той ночью.
«За то, что сорвала цветок мой заветный,
Сейчас я тебя призываю к ответу.
Останешься в замке моём ты навечно,
Одеждой и прочим тебя обеспечу,
Не будешь ты знать не забот, ни страданий,
Лишь только мои исполняя желания.
Мне скучно и грустно сидеть в одиночестве
И ждать: ну когда же свершится пророчество.
Ты будешь мне сказки рассказывать разные,
Наряды менять, диадемы прекрасные,
И взор мой своею красой ненаглядною
Все дни ублажать, доставляя приятное.
Здесь скоро забудешь о близких и доме,
Где ты, словно скот, спала на соломе».
Самопожертвование
Как громом сражённая, Маша застыла:
Такой вот расклад не казался ей милым.
Ей надо обратно. Подснежники вечны,
Но не охота здесь быть бесконечно.
Пусть трудно ужиться и с мачехой злою
И с вредной, заносчивой сводной сестрою,
Но лучше уж дома, под отчею крышей,
Чем в замке сидеть, уподобившись мыши.
А если быть честной, то братец Апрель
Уже в её сердце устроил капель.
Свой взгляд, полный слёз, икая с испугу,
Она подняла, посмотрев на подругу.
Коту в сапогах и не снилось такое —
Во взоре застыло бездонное горе…
И Золушка, доброе сердце имея,
Осмелилась зверю сказать, не робея:
«Эй, эй! Ты коней-то своих придержи,
И как ты такое удумал, скажи?
Негодный развратник и педофил,
Ты что же дитяте мало́й предложил?
Её отпусти и не думай держать,
Не то тебе, изверг, не сдобровать.
Уж лучше сама я останусь с тобою,
И «сладкую жизнь» непременно устрою.
Ты хоть и лохмат, словно волк или пёс,
Но ростом высок и накачанный торс.
Подумай, решай — я буду служить:
Стирать, убирать и кашу варить.
Была убедительной Золушки речь —
Такой, что на травку хотелось прилечь.
И чудище сдалось, мотнув головой:
«Ступайте в палаты. Мне нужен покой».
|
Послесловие: Продолжение следует |