НОЯБРЬСКОЕ
На снегу листик жёлтый мается…
Осень качается. Зимних забот ворох.
У нашей неуёмной странницы
вечно в ноябре бесконечные споры.
Скоро ли зима? Надолго ли? Стыла
ли будет или наоборот — волгла?
Нет, видно, пока не хватает пыла,
чтобы — просто оставаться надолго.
Снег ноздреватый впитал времечко,
да, и не выкапался дождик… Донце
в луже блестит… А жизнь по темечку
лупит без просыпу… Ну, где же солнце?
ЛАМПА ВИСЕЛА
А снег лапочкой на губах тает…
Висит лампочка, да, не простая,
проще, луна — золотым шариком.
А ночь грустна — все мысли стареньки…
А новеньких нет — куда уж дале…
Сколько было бед… — все повидали.
Ветер поёт: есть в жизни пределы.
Смерти давно несть, — только «за дело»…
Впрочем, зачем жить, если у тела
есть только смысл — быть?.. Лампа виселах…
ВЕРНЁТСЯ ВСЁ
Вернётся всё мозаикой стекляшной,
когда сознанье выпучит глаза,
когда соврать себе и людям страшно,
когда слова в едино не связать,
когда любовь застынет безнадёжно,
когда прощенью и прощанью рад,
когда войдет подспудно и подкожно —
нельзя прожить без горя, без утрат, —
вернётся всё. Стекляшки мозаично
рассыплются, у памяти в долгу…
И я скажу тебе… себе привычно:
мы даже умираем на бегу…
Я ПОМНЮ ВСЁ
Когда снаружи пустота,
а в пустоте грустит начало,
я целый век, всю жизнь ворчал бы,
ведь в жизни заняты места.
Кричали чайки. Облака
не расползались. Гнулось небо.
Не знал тогда ещё я, где бы
гудела б звонкая строка.
Она вонзалась в пустоту
и улетала в поднебесье
моей неуловимой песней…
А я потом в ней прорасту
продрогшей капелькой судьбы —
как будто всех простил когда-то,
хотя был сам и виноватым.
Я помню всё, хотя… забыл…
ВЕСНА
В потемневшем небе хмуром
проползали облака…
Проползали, пропадали,
оставаясь… на века…
Оставались и молчали.
Не скучали. В тишине
тихий голосок печали
исчезал, как вешний снег.
Золотилась кромка века.
Дул весенний ветерок.
Было любо человеку
между этих тихих строк.
МОЛЧАНИЕ
Ничуть не холоден и… бодр.
Ворчу от преданности быту…
И, кстати, очень даже горд,
что остаюсь всегда открытым.
Пустые помыслы… пусты,
в них утонуть легко. Печально:
в России век навек застыл:
наш человек — большой молчальник…
|
