До изумления бурбона
напившись, он писал стихи…
И вызывал у женщин стоны,
и звал на плотские грехи.
Они, как только прочитают
про шаловливую весну,
так сразу же в душе растают,
и обожания волну
им усмирить не удаётся.
Пылает в их телах пожар.
А что поэт?
Он лишь смеётся
и, новый нанося удар
по нежным чувствам женщин скромных,
толкает их на стыдный грех
в местах от глаз людских укромных,
где нет опасности помех…
Так петь, как он, любви экстазы,
не удавалось никому.
Ходили про него рассказы,
что он уехал в Бугульму
и в дебрях местных затаился,
и в них инкогнито живёт,
и тайно вроде бы женился…
Молва, конечно, нагло врёт!
Ждём до весны!
Когда бурбона
напьётся снова наш поэт,
он для поклонницы влюблённой
напишет, может быть, сонет
бессмысленно чудесный, странный…
И что-то в нём такое есть...
И мы услышим: – Окаянный!
Приди, возьми девичью честь! |
Молва, конечно, просто врёт,
Что, мол, интригою живёт
Поэт! И любит лишь от скуки...
Спешу развеять эти слухи,
Воскликнув многократно: нет!
Закручен здесь другой сюжет -
Поэтам, всем без исключенья,
Важна игривость приключенья,
И даже не всегда воочию -
Скорей, он склонен к многоточию,
Чем окончательности в точке!
Не будет жизни в его строчке,
Коль всё по правилам, как надо.
Влюблённость - мука и отрада,
Источник тем и вдохновенья!
Смешны, нелепы утвержденья...
Нет-нет! Поэт не ловелас -
Он любит каждую... пусть час...