МЕНЕЛАЙ
Долгой войной истомленный, единственный, кто понимает
цели ее достоверно, помимо политики, клятвы,
и озлобленья на варваров, и учрежденья торговли,
приобретенья земель, грабежа (мы, что ль, ради добычи,
мы? Да мы сами добыча, пожива, поделены счетом;
споры за нас прекратились, на каждом клеймо роковое,
взвешены и сочтены лишней тяжестью, весом виновны),
зная, молчу, ибо Рок, открывая несчастным, ненужным
тайны путей, озаботился о немоте просвещенных.
Как, в самом деле, сказать им, воюющим, страждущим ради
дел твоих явных, о тайном к этим делам безразличье –
то есть уверенности, что и так образуется, выйдет,
некуда ибо деваться; а жизни их мало что стоят
в этом разделе с судьбою: ложились и лягут безвредно
тысячи тысяч погибших, тягаясь о деле решенном?
Тенью хожу я по лагерю, шуточки только и слышу
я над собой, над тобой; сам привык отвечать им шутейно,
в лад их убожеству низкому. Так ли тебя донимают
те, в ком уменья и такта нет жить, умирать молчаливо?
Если Елена, ее Менелай не чисты, не прекрасны,
что значит ваша война? Так прославьте нас, бедные люди.
Тяжестью страшной война навалилась на плечи – мы держим,
двое атлантов, ее. Кроме всех, значит, бывших, минувших
связей вот это еще. Тяжело нас брачуете, боги!
Не развязать ваших пут, бремена не спихнуть, только можно
их на двоих поделить; только ходят какие-то рядом
томные, второстепенные мальчики, пленные девы;
только досада от них, только зуд разжигают любовный,
а угасить с ними, а разделить и не думай. Дождемся
встречи сужденной, тогда и ударимся в жгучую похоть.
ПРОЛОГ
Посередине сцены стоит Одиссей.
Одиссей
Убит Парис. Что Калхас напророчил, то
произошло. Царевич осторожен был,
из Трои ни ногой – наш Филоктет его
выслеживал, высматривал на стенах. Даль
почти невероятная для выстрела,
но Филоктет попал. Мгновенный промельк, плащ,
метнувшийся с бойницей рядом, и удар
стрелы прям в сердце – покачнулся раненый,
упал убитый со стены, узнали: он,
обидчик, вор, Парис. И сразу бросились
на штурм последний – обреченный город брать,
троянцев добивать.
Ура! На стены! Бей в ворота! Лестницы
тащи и ставь! Откуда столько сил взялось
у девять лет воюющих? Напор! Удар!
Еще удар! И что? Ворота дрогнули,
ворота покачнулись и – остались так
стоять, как и стояли девять лет, крепки
запорами и створами. А сверху вниз –
дымящаяся пакля, вар кипящий, град
камней. Полсотни воинов несло таран –
едва ль десяток вес его удерживает,
шатаются, израненные. Хруст и крик
повсюду, отовсюду. Сколько ж ярости,
уверенности нашей прахом, сколько жертв
ненужных, лишних! Воевали мы уже
вполсилы: истощенные и слабые,
на штурм бежим, а лишь они стрелять начнут,
так мы обратно, без потерь, убытков, все…
А тут не осторожно, тут всерьез взялись
за дело, тут поверили пророчествам…
И откатился вал от стен троянских, врозь
побитые вернулись и озлобленные.
И после штурма долго, долго ждали мы
своей победы: вдруг Елену выведут,
богатства Трои вынесут…
Над сценой появляется высокая, статная женщина.
Ты?
Подскажи, богиня, верному своему:
почему все усилия наши прахом,
прахом?
Неужели не взять нам роковую твердыню
и всё было зря, Паллада?
Или ты уже отказалась от нас,
бросила умирать под Троей?
Слышны невнятные слова, обрывки речи.
Женский голос
Выше их стен…
Дар для Палла…
Чёрен, священ…
Вам отдала….
Город во власть…
Слава троян…
Ночью напасть…
Из деревян…
Сжечь, будет дым…
Видеть с небес…
Делом твоим…
Умный Одесс…
Женщина удаляется.
Одиссей
Не числом роковым десятикратным,
и не божеской милостью какою,
и не редкою, меткою удачей,
а возьмем мы Трою силой невеликой,
силой в спину Трое мы подло так уметим,
что ни стены, ни воины защитой
ей не будут. Как будто удивленно
покачнется, обрушится, погибнет,
не поймет и сама, как получилось:
днем стояла крепка, горела ночью,
утром вид, вонь пожарищ, тягость плена.
А всё я, Одиссей, ей так придумал,
(оглядывается)
или боги какие подсказали?
(Уходит.)
ПАРОД
Корифей
Заспорили богини трое, кто прекрасней. Из них одна
знала всю цену спорам: что полюбовница и жена –
обе наскучат, не век на них тратить время, потребный пыл,
когда-то и хватит, тогда и послужим богине сил -
иных лучше, чище опытов богине. Есть области
ума, где нет пресыщенья, праздности.
Афина Паллада, в рать свою допусти!
Хор
Славлю богиню воинов,
Афину пресветлоокую,
девственную, умудренную
и потому жестокую,
в строгости неизменную,
в гордости неуемную,
славлю богиню воинов,
страсть ее к бою темную.
Корифей
По глубине глубокой,
по широте широкой
шли корабли – тьмы тем –
от матери Эллады
к вражьим берегам.
На каждом на корабле-струге
пять сот сидят добрых молодцев,
пять сот сидят – весла в воду,
пять сот сидят – волны пенят,
пять сот сидят – мечи точат,
пять сот сидят – путь торопят
к войне, да к беде, да к ней, к Елене,
обидчику, вору мстить – Парису.
На первом корабле-струге
стоял Менелай, глядел
по морю, по всей округе,
в дальний его предел.
Он следил, видел беги
светил неба по ночи, дню,
следы двух сквозь ветры, снеги,
по хляби морской, по дну.
На берег ступил он бешен,
ступил он – весь нюх, весь взгляд;
с водой ярый хмель не смешан,
в крови – ревность, боль, стыд, яд.
СТРОФА 1
Черное дело
смерти военной
белое тело
проникновенной
сталью породы
делает – бей
сонмы, народы
тыщей смертей.
Что есть победа?
Чувство итога.
Мы за ней следом
бегали много,
ставили меты
поворотить –
всё равно, где ты
жердь решишь вбить.
Корифей
И вот тебе, царь, удача:
мертвец (некуда мертвей)
Парис, кто всё дело начал,
дело больших кровей.
АНТИСТРОФА 1
Вольно же выть им!
Мертв лежит воин,
мы ж месть насытим,
гнев успокоим,
будто решилась
вправду война,
сделала милость
грекам она.
Их пораженье
тоже условность:
страхов роенье,
скверная новость,
знак хуже нету –
мертвый Парис,
нет Трое света,
всю клонит вниз.
Корифей
Вот стою я, переступаю:
ворог навзничь повергнут, мертв.
Я оружие убираю,
я принес вышним столько жертв,
что доволен любой из сильных
должен быть: дань лежит – бери,
прекращай ток кровей обильных,
ворота смерти, бог, запри.
Хор
Но несытый, поддонный, чорный
снова требует Зевс смертей,
чтобы сер, едок дым зловонный
проникал в семь пещер, пастЕй,
чтоб к семи облакам добрался
дым, чтоб светлый владыка им
допьян-, досыта упивался,
чтоб пространство окутал дым.
Корифей
Цели войны в этот раз явлены не стесняясь:
нас, витязи, всех положить, сгубить.
Земля, мол, страдает нами:
тяжела мы ноша, на кой ей таких носить!
А женщина что?
Разве можно ради нее такое?
Женщина, она лживый призрак,
создание нашей похоти:
насколько похоть сильна, настолько и плоть вещественна.
Хор
Как…
Как птицам-певуньям страшно в высоте,
как рыбам-плывуньям тошно в глубине,
так зверям-людям тесно на земле.
Трудно ей, голубушке, наш вес-перевес держать,
нечего ей в сыть нам и в пить рожать,
истощилась она,
стольких мужьёв жена,
истомилась она
без покоя, без сна.
Поможем ей, матушке, сбросить бремена!
А на то и нужна война.
Корифей
Заклинаю сильных –
и кто сильней,
золотом обильных –
и богатей,
жизнью жить двужильных –
и битых ей:
завершайте сроки
большой войны,
дела чтоб жестоки –
как соль чисты,
глаза дальнозорки –
на цель ясны,
Смерти путь широкий
костьём мости!
Ревности нам колючие
в хоть и в плоть,
видения дремучие –
глаз колоть,
словеса трескучие –
лжи ломоть,
шатания рыскучие
куда хоть!
Хор
Всё нам впрок, всё гонит на полюшко –
затопимте, братцы, его юшкой!
Корифей
Я продолжаю действовать –
накликать, понукать, скакать:
стань, воздух, сух и яростен, полыхать;
не уставай, огонь;
тронь
воду, корабль,
отправляясь водой туда,
где не ждет беда;
но на борту беда –
вернись туда,
где всего верней возьмет, приберет земля
то, что всего останется от народа и от его корабля.
Ветер-домосед, ветер-хлебосев, ветер-тиховей,
ветер-всток, сивер-ветерок, лето-ветрило
и вы, буйные ветры-вихори
с той
проклятОй,
с той дальней, той западной, той нашенской стороны,
подхватите мои стоны честны,
подхватите мои причитания,
к ним добавьте – вой, ветррыдания;
сделайте голос раскатистым,
эхо в нем
всегда чтоб о главном, о мучительном, о своем;
дайте простору моим словам,
чтоб сбыться им над нами, над ними и здесь и там.
ЭПИЗОДИЙ 1
Общевойсковой сбор перед лагерем.
Одиссей
И пусть архитектон так рассчитает, чтоб
в утробу идола полсотни воинов
с оружьем влезло. И еще есть способы,
как обмануть надежней: наши распри там
прекрасно знают, и предатель греческий,
когда он разъяснит, чей он, обижен кем,
то будет принят Троей.
Корифей
Всё получится.
Хор начинает строить коня.
СТРОФА 1
Рощу дерев
мы на коня
пустим. Бук, дуб,
спрячьте меня!
Скроют войска
липа и клен.
Тулова чан
полн, населен.
Зверь китоврас –
конской, людской
породы зверь,
шитый доской, –
двинется на
город. Тащи,
веревки рви
со всей мощИ!
АНТИСТРОФА 1
Коникам плоть
фракийский царь
назначил – рвут,
кропят алтарь;
лютой ествы
впроголодь им:
голод не сбить
кормом другим.
Вот жеребец
тех же пород,
вот ему пир –
город, народ.
Ржанье и скрип –
топнет бревном.
Ох он не сыт,
не напоён!
Одиссей
Врагов моих здесь много. Пусть один из них,
(кивает Синону, и тот выходит на середину сцены)
назначенный мной в жертву за попутный ветр,
сбежит из-под ножа; пусть соли жреческой
стряхнет с кудрей остатки на Приамов плащ;
на голове его ремни священные
приметой будут правды, ложью связанные;
пусть говорит – и речь пусть будет сбивчива,
взволнованна.
(Синону.)
Слезу пусти, и ври смелей,
и прибавляй подробностей. Чем больше их,
казалось бы, тем легче уловить тебя,
найти противоречья – но ленивый ум
пугается, теряется от множества,
ему сдается: как же верить хочется,
что кончена война, что победили и
враг в бегство устремился.
Синон
Берег пуст. Гляди,
Приам, по синю морю – где беда твоя?
Вся уплыла в даль, в шторм, там утонула вся.
Одиссей
Мы ж спрячем корабли в недальних гаванях
и в нужный час успеем.
Общая пауза. Первым приходит в себя Аякс Оилид.
Аякс
Я, я пойду в это чрево, дело, и никакой мне бог
не воспрепятствует Трои корысти сложить у ног.
Будет, будет удача, чувствую ее всю,
держащую те, эти жребии, наши, их на весу.
В ахейскую сторону смотрит, всяко нам ворожит,
коню и то в бой не терпится: вишь, дрожью стоит-дрожит.
Корифей
Не гневи богов, молодой Аякс, буй-пес,
лаем не лай! Кого еще чудище это – их
порушит, подавит собою нас, – кто знает.
О головах играемся, всё на волоске.
Я говорю: не лай, не лай!
Аякс подходит к Одиссею и становится рядом с ним.
Агамемнон
Ну, кому еще ходу с ним,
с бесноватым царем морским
итакийским, в его корабль
черный, мощный – тонуть? Кто храбр
сверх мер всяких, те –
шаг вперед!
Хор (на разные голоса)
Выйти вперед? Нет:
смерть рядом бродит,
косой всяких косит.
Робок ответ – без суеты и чести
в строе стоим на месте.
Все, как один, переминаемся,
посматриваем по сторонам:
лишь бы кому-то слева и справа,
лишь бы идти не нам.
Добровольно, ага! Знаем мы их подходы:
пальцем поводит, выберет воевода
точно меня; пойду (а куда я денусь?),
влезу в утробу идола,
как в петлю башкою вденусь.
Храни, мать-богиня,
не войско – меня храни!
Пусть выберут сильных –
меня, слабого, отстрани!
Пойдем, что стоять, пойдем!
За победой – добыча, дележ,
бабский визг, крик, скулеж;
глотка моя для вин, снедей, обилий узка –
ничего, пропихну, расширю
для всякого, вбить внутрь, куска.
А голодом живому сидеть одна тоска…
Я с тобой. Знаю, за кем иду,
кому выпущу кровь-руду,
кого девять лет жду,
дольше жду,
чтоб на тевкров подумали, к их труду
приписали. Я за своим иду.
Одиссей
А,
всяких возьму!
Кто Приаму враг,
а кто и мне самому –
даже это не различаю:
всю сволочь, мразь,
всех героев, как раз
я собираю.
Корифей
Кто увидит в огне, в дыму,
острой медью ты в плоть кому?
Всё в дело, в дело!
Любую дрянь, рухлядь, гниль
в огонь кидай – будет толк:
выйдет в город, чтоб мстить,
убить, победить,
славный полк.
Хор
Хочешь не хочешь, а в сутолоке убьешь:
даже и спрятанный и нетОченый кого-то заденет нож.
В бою ближнем нам всё равно: в грудь, в пах,
пал кто в прах –
лишь бы кровь, смерть да к небу страх,
лишь бы крик, стон – там, за стеной,
лишь бы свалка и рукопашный бой.
Грек попадется, так и грека бей –
лишь бы потеха общая всё веселей, шумней,
затопила бы город Трою кровавой своей волной.
Общее дело делаем, называемое войной.
Менелай (подходит к Одиссею)
Сам ты, Одиссей, как верить
можешь в эти планы, ковы?
Не случается такое,
чтоб успешно сложный, умный
замысел в жизнь воплощался,
что-нибудь да помешает.
Конь развалится на доски:
заскрипит крепеж натужно,
лишь мы влезем, столько веса
бревна брюха не удержат –
рухнет, ухнет вся громада,
пыль поднимет. Слышишь хохот,
гик и крик со стен троянских?
Мы – кто мертв, кто жив, калечен –
у разломанного зверя
взвеселим врагов беспечных.
Окружат троянцы лошадь –
щели крупные разверсты,
видно нас во всеоружьи;
сволокут к нам угли, хворост,
вспыхнет пламя – пей, богиня,
сизый дым, как ты хотела;
этот дар, что вот пылает,
закоптит тебе полнеба,
вой по-гречески услышишь.
А всего вернее греки
уплывут по синю морю,
уплывут… Пока что каждый
еще думает вернуться,
еще мыслит об атаке
и о штурме размышляет,
но готовят вёсла, мачты
не для малого похода.
Выйдут в море – как назад плыть
к берегу? Текут теченья
из краев азийских скудных
прямо к родине, к Элладе –
не свернуть с пути прямого,
не попятить к Трое судьбы.
Долго морем плыл кораблик,
долго конь стоял на суше,
страшен конь, уродлив; тевкры
свыклись с видом непотребным;
мы не выдали ни стоном
ни полстоном, что с начинкой
зверь, мы ссохлись: голод, холод
с нами, сильными, сражались,
нас оставили труп трупом.
Станут частью мертвой твари
мертвые убийцы-греки.
Одиссей
Ты пойдешь со мной?
Менелай
Конечно.
Одиссей
Ну, кто еще за славою гоняется,
позорной смерти не боится?
Диомед
Я пойду.
Хор
Силой сильною Диомед ломил вперед,
в бой,
а тут –
наискось его путь к чести,
тут –
Одиссеев путь.
Успеет ли он на нем,
без страха-упрека герой?
Не умалит ли славу?
Не омрачит ли взгляды богов
их любимец, пресветлый воин?
Диомед
Право сильного и право хитрого чем
различаются? Вместе они в добрый час
правят войнами нашими, волю вершат
олимпийских всесильных, всехитрых богов.
Илион мы возьмем: кто смел, смог, тот и прав.
Корифей
Утро будет: в чаду и дыму небо; Феб
кОней поворотить своих дернет вожжу;
чтоб не видеть остатков великой страны,
Трои, светлого города, – в ночь он, назад,
в тьму кромешную. Сколько бог даст тусклых дней,
чтобы нами и трупами взор не сквернить!
Диомед
Всё равно надо делать, а там… Будет день…
Подходит к Одиссею и становится рядом с ним. На середину сцены выходит Нестор.
Одиссей
Ты зачем? Или слишком зажился, устал,
утомленный годами, на верную смерть
вздумал выйти? Сил нет, чтоб сражаться, так ты –
чтоб их меч притупить? Нам не надо таких.
Нестор (откашлявшись)
Третий срок-жизнь проживаю,
два великих поколенья
проводил в глубь, в темь земли я.
Не устал топтать родную:
вёсны, лЕта мне мелькают
спешной, грешной чередою,
не нарадуюсь их смене.
Но живу не без убытка:
время силы подъедает,
я клонюсь к неблизкой смерти
медленно, но ощутимо.
Страшно, томно бездну видеть,
к ней скользить – я не смирился,
закален годами жизни,
приучён к ее теченью.
Отогреть хочу я сердце
битвой хищною, ночною,
по колено кровь резнею,
женским криком слух потешить,
дымом черным надышаться.
Хор
Жив, кто медью изощренной
убивает, бьет под сердце;
жив, кто города сжигает,
рушит домы, грабит храмы;
жив, кто золото хватает,
драгоценные каменья;
жив, кто деву обнимает,
с ней насильничает лихо.
Нестор
И еще…
Молодость кидает в битвы
времена свои бессчетно,
свои сроки рвет беспечно;
кратки дни и долги годы
в скорости неимоверной
пролетают до дна бездны.
Смерть сама изнемогает,
смерть измаяна излишним.
Кажется, секунды, меньше –
атомы, частички жизни
в воздухе тугом роятся –
в воздухе, сыром от крови,
в воздухе, седом от смерти, –
оседают, прибавляют
уцелевшему час лишний,
день и ночь, недели, годы,
лишний век, само бессмертье.
Напитаюсь в битве-схватке
временем…
Одиссей
Будь с нами, Нестор.
Нестор становится рядом с Одиссеем.
Агамемнон
И я б, Одиссей, пошел,
полез бы с тобою туда, вовнутрь,
в темное это зверя,
в опасное ночи, боя.
Легче мне было б там,
чем ждать тут, когда – гадать.
Но сан мой, но общее дело!
Нет,
не могу: не могу я войска оставить!
Корифей
Все здесь?
Ну!
Заколачивай!
КОММОС
СТРОФА 1
Залазьте в утробу конскую,
оружие придержи,
чтоб не шумело-звякало;
всякого положи:
меч, да копье, да стрелы, да
нож, чтоб по тихой бить,
пока не очнулись, -чухались,
не стали в трубы трубить,
сзывая усталых, пьяных.
Что они против нас,
несытых и трезвых, битых
несчетные тыщи раз?
Что они против слабых,
сильные, в ночь, когда
созрела за древом, досками
общая им беда?
Синон
Тяжолой солью Одиссей
осыпал смоль моих кудрей.
Среди своих чужим брожу,
я обречен огню, ножу:
так хочет бог, вопит народ,
и вот он, значит, мой черед.
Я плутовал, хитрил, но он
сказал: "Вот жертва, вот Синон".
Схватили и поволокли,
одежды старые сожгли,
одели в новое (к богам
нельзя идти в обносках в храм),
ведь я на этом торжестве
важнее всех; на голове
ремни, повязанные так,
что тьма в глазах, кровь бьется как
дурная, бешеная, в ней
подл страх час от часу сильней.
АНТИСТРОФА 1
Малая рать, лишившаяся
первого из бойцов,
так плохо, трусливо бившаяся,
если к лицу лицо,
выросла до размеров
Рока, и смерть сама
нам поборает – каждому
дорога его пряма.
Ты первый, Синон, из наших
скажешь троянцам, что
вся-то их жизнь окончена:
завтрашний день пустой,
без Трои и без троянцев,
нам предстоит встречать.
Простите, прощайте, тевкры:
ваш черед умирать.
Корифей
Застала за подлым делом
нас, брат, с тобой судьба.
Так-то для ней стараемся,
воюем войну; она
связала нас крепко-накрепко,
узелки – нет, не развязать;
то, в чем мы, брат, участвуем, –
общее нам; сказать
нечего нам друг другу;
жест – меч наружу – ткнуть –
ты мне, ну или я тебе –
в одно из смертельных мест.
Мы как-нибудь, брат, успеем
тебя и твоих мечом;
огня не скупясь напустим
на каждый сух, дымен дом;
ни старого и ни малого –
мы никого щадить
не думаем и не можем,
тебе и твоим не жить.
Мы как-нибудь, брат, успеем
вашу Трою с землей сравнять.
Так проще, и так положено.
Была б твоя воля, брат,
ты также бы нас оружием
и наших. Но бог богат
для нас, греков, благом, ты ж бери
остатки: сколь горя, бед
бессмертные напридумывали
в благости-то тебе!
Хор загораживается деревянными конструкциями. Весь следующий эпизод он находится внутри коня. Менелай, Одиссей, другие вожди поднимаются на орхестру и тоже прячутся за деревянными щитами хора. На сцене остается один Синон.
ЭПИЗОДИЙ 2
На сцену выходят троянские старейшины во главе с Приамом. Приам явно растерян и не знает, что делать. В толпе начинает лихорадочно шастать и что-то нашептывать Синон.
Приам
Чудовищное нечто – нет, священное –
нет, то и это разом. Боги грозные,
молю вас, дайте знак: молиться или жечь,
что с этим делать? Старцы благородные,
мужи совета и цикады совести,
скажите! Оскорбить богов боюсь – и нет
уверенности в том, что это божий дар.
Анхиз
Какие мы советы можем грозному
царю подать? Весь страх, вся немощь Трои – мы.
Как скажет царь, так и приговорим, седы,
бессильны…
На орхестре.
Менелай
Отчетливые слышу разговоры,
как будто нет меж нами стен и воздух,
наполненный словами, невозбранно
идет ко мне. Отсюда же ни-ни,
ни звука ни ползвука: лязг оружья,
паденья шум, брань, стоны, речь моя
заглушены препятствием, доской.
Не слышат тевкры собственной судьбы,
а мы вдвойне – сам звук и отраженье
его от стен…
Одиссей
Молчи.
Менелай
Они не слышат.
СТРОФА 1
Вздохнем – не слышат,
звякнем – не слышат,
стукнем – не слышат,
крикнем – не слышат.
Чудо такое: боги – за нас,
божий трояне слушают глас.
АНТИСТРОФА 1
Сверкнет – не видят,
меди – не видят,
в щели – не видят,
смерти – не видят.
Божии лики сонмом летят –
чудесны, зримы, нас заслонят.
На сцене.
Анхиз
А этот странный грек, что он молчит? Пусть скажет нам…
Приам
Кто он такой?
Анхиз
Бог знает: перебежчик, вор…
Сказал: враг Одиссея, нам готов помочь,
убежища он просит, покровительства.
Приам
Скажи нам, пленник, и не лги.
Анхиз
Не вздумай лгать!
Приам
Что значит этот конь – угроза, шутка ли?
И что нам делать с ним?
Синон
Надо ли лгать таковому несчастному? Нет за мной малых,
нет и великих заслуг перед сильною Троей. Для ваших
воинов чужд я и враг. Не я ли в войне долголетней,
сколько хватало оружья и сил, убивал, ранил тевкров,
в приступ ходил на ворота и бился у стен корабельных?
Воин не лучший у греков, виновен не меньше уплывших.
Преданный родиной, узы порвав, ищу новой отчизны,
в ваших краях обретаю надежду на кров. Неужели
я, задарма, против совести, бившийся в войске ахейском,
не послужу вашей Трое – нет, нашей, – когда не казните?
Приам
Ну, говори, не тяни, что нам делать. Стоит грузный идол –
в город внести? здесь оставить? сжечь?
Синон
Слушайте, Троя.
Конь этот выстроен греками в дар оскорбленной Афине.
Мстить обещала богиня за краденный нами Палладий:
боги ревнивы, имуществ своих не прощают священных,
но вдвое, втрое умеют взыскать. Мы, предвидя утраты,
десятикратно превысили меры, это построив,
да примирится богиня, да примет дары от данаев.
Приам
Где же войска ваши, флот?
Синон
Все уплыли.
Приам
В Элладу?
Синон
В Элладу.
Калхас, муж, знающий твердо, что было, что есть и что будет,
нам приказал собираться, не ждать новых схваток; не будет
в них, предсказал он, удачи: что было богов попеченья,
помощи, расположения к нам – всё войной исчерпали
за девять, за десять лет; утомились бессмертные боги
нас сохранять, направлять; Отчизны лишь храмы родные
силы вернут нам, удачу, тогда и вернемся.
Приам
А конь что?
Синон
Конь этот будет стоять, греков ждать; он – залог их успеха,
даст им над Азией власть.
Приам
Так сожжем его!
Синон
Гнева Паллады
ты не боишься, Приам. Ох грозна, ох злопамятна дева!
Выметет смертью всю Трою; как мором мстил за Хрисеиду
нам Аполлон, вам Афина отмстит.
Приам
Что же делать?
Синон
Ну, слушай.
Воля своя у богов, но она перед Роком ничтожна:
связана воля молитвами, знаками, словом обряда.
Молимся просто ли так? Нет, условия ставим, на сделку
с богом идем: дым от жертвы – ему, нам – плоть жертвы, кровь, мясо.
Люди и боги равно подзаконны: мы платим, считаем
наши слова и молитвы и требуем с неба расчета,
правы в упорстве своем. Залучив в Илион этот ксоан,
ты приневолишь сражаться за вас мощно деву Палладу,
станет богиня азийской.
Приам
Принудить благую богиню…
Синон
Да разве это кощунство – склонить к себе высшие силы?
Вы не с обманом каким, вы открыто и прямо идете:
на, мать-богиня, коня, послужи за него сильно, честно,
тяжким эгидом встряхни над домами, над стогнами Трои,
нас защити от своих. Да кто в превращениях мира,
в коловращеньях его свой надолго тебе, чтобы запоминала?
А пока наша – служи нам, богиня, как мы тебе служим.
Видишь – хватаем канаты, видишь – махину толкаем.
Анхиз
Связаны боги клятвами,
формулами рассчитанными;
принуждены боги сильные
жертвами; боль испытывают,
не подчиняясь действенным
молитвам. Слова ох прочные!
Станут боги служить нам
за соблюденье точное
постов – не едим, не пьянствуем,
обрядов – махнем оливой,
бдений – день-ночь смешавшие,
молимся терпеливо,
жертвуем, чтим умышленно.
Приневоленная святыня
много послужит тевкрам:
походишь в ярме, богиня,
потрясая эгидом, Трою
священную защищая,
греков своих, данайцев
боем изничтожая.
Приам
А как его ввезти? Ворота низкие,
а зверь высок и толст.
Синон
Ломать ворота. Царь,
лишь прикажи, сюда поставлю плотников,
а каменщиков там – пойдет работа, пыль
всклубится к небесам.
Приам
Нет, подожди, еще
подумаем.
Синон
Ночь ночевать негоже за воротами
священному животному.
Приам
Подумаем.
Синон
Ломать нам стены время нужно.
Приам
Сделаешь,
когда прикажут.
Синон
Нам не опоздать бы, царь.
На сцену выходят Елена и Кассандра.
Приам
Ну, дочка, хоть сейчас не надо слов твоих,
не вой, не ной, не причитай.
Кассандра
Я вижу всё:
(начинает в пророческом исступлении)
вылезло из моря, земля исторгла,
нанесло ветрами по малой щепке,
и предстало чудо гривасто, обло –
конь, но не только;
если б крылья грифа да хвост змеиный,
песья морда, ноги болотных цапель,
то не страшно было б с таким отродьем –
тут же другое.
Человечьи в звере заметны стати:
зорок карий глаз да петлисты уши –
не подбор случайный, но зрю приметы
эллинской расы.
Долго бил, рубил древесину умный
столяр-плотник, ладил узлы, детали,
чтобы прочно было и не щелясто, –
нужно ли это?
Если дани, жертвы богам готовим,
если, кроме собственного, не будет
веса, груза, то для чего такие
гвозди да скрепы?
Нет, не просто сшито, не просто сбито –
с умыслом чертили чертеж обманный;
те, кто знали строить корабль и крепость,
брались за дело.
Стукни по нему – и оружье звякнет,
изощренной меди тона узнаешь:
меч, копье, секира в аккорд сливают
звоны, угрозы.
Ночью оживет, фыркнет, топнет лошадь –
и пойдет крушить: раздробят копыта
наши мостовые, порвет зубами
флаги на клочья.
Приам
Я, дочь, не понимаю твои речи.
(Отходит от Кассандры.)
Кассандра (кричит вслед Приаму)
Нет!
Елена
Одна тебе я верю.
Кассандра
Подтверди, молю!
Они ж тебя убьют – данайцы, муж убьет!
Скажи, сестра, Приаму всё, что знаешь о
коварстве греков.
Елена
О коварстве тевкров я
гораздо больше знаю. Как увез меня,
невинную, обманом ваш Парис, так я
ни дня, чтоб не кляла его злы хитрости.
Всё вы, всё вы, враги, коварства греческие
придумываете, чтоб затенить свои,
а мы всегда в ответе за ложь каждую,
что варвары на нас накинут.
Кассандра
Ты кому
всё это говоришь? Не мне и не Приаму ведь,
а тем, внутри с оружьем притаившимся.
Елена
Ворота рушь, Приам, проломы делай стен
старинных не жалея! Вижу: дар благой
всевышних перед Троей встал, сияние
немыслимое вижу.
Кассандра
То закат, вода,
светилом озаренная, вечерний свет.
Елена
Нет. Это виды бога, его облики,
скользящие по грубой древесине. Бог
в твой город просится, Приам, войти,
навьючен, вишь, исполнен всякой благостью.
Хор (на орхестре)
Знает она гнев на себе Афины,
помнит приметы богини,
облики ее, выкрики:
вплотную имела дело
с мстящей, разящей Палладой.
Раз узнаёт здесь сильной
присутствие – значит, правда:
Афина, черна, присутствует,
в упор, зла, глядит владычица.
К добру или к худу это,
не знаю. БлАга богиня
тевкрам несть непривычная,
грекам – давно забывшая.
Елена одна слышит голоса хора.
Елена
Вижу, мощная Паллада
умягчилась: что ей в битвах
долгих, если нет Париса?
Светлая Афина видит
Илион святой без гнева,
образом своим великим
защитить его желает.
Стены, воротА ломайте!
На сцене появляется Лаокоон с сыновьями.
Приам
Что-то галдит народ,
что-то молчит сенат.
Разговорчивый бывший враг –
вот он, – ему ли верить?
Разговорчива эта женщина –
к добру, не к добру ли это?
Ты, старый друг,
Лаокоон, великий жрец,
мне подскажи, что делать.
На орхестре.
Хор
Этот скажет свое слово
нам во вред. О боги, боги,
речь его укоротите,
сделайте ее ничтожной,
чтоб забыли, не расслышав,
чтоб по-нашему случилось.
Дайте знак какой им, боги,
чтоб не верили правдивцу.
На сцене.
Лаокоон
И сколько же лет воевали,
и ничему вы не научились.
Каждый здесь полумертвый,
а, надо же, сколько криков,
радости невозможной:
"Победили мы, победили!"
Приам
Толком скажи, что видишь:
конь этот – он опасен?
Можно ли верить грекам?
Синон
Как, государь, не верить!
Лаокоон
Верьте змее холодной
или лисе вертлявой,
пойманному верь вору,
только не грекам.
Приам
Это
(показывает на коня)
или созданье бога,
или срубили люди.
Что – почитать ли, жечь ли –
надо? Скажи нам, жрец наш.
Лаокоон
Боги ли к нам прислали
чудовищное созданье,
или злодейский разум
эллинов башню строил,
дуб обшивал чертами
зверя – не знаю: нет мне
дела до кознодейных,
до чародейных ковов,
светлому если богу,
разуму поклоняюсь.
1-й сын Лаокоона
Вижу кощунство, вижу
всшедшую тьму на берег,
богам не служу, которые
это избрали символом.
2-й сын Лаокоона
Отойдите, не прикасайтесь,
не видьте коня, не слушайте об,
темным богам ни жертв нести,
ни проклятий, народ, не вздумай!
Лаокоон
Отшатнитесь!
1-й сын Лаокоона
Избавьтесь!
2-й сын Лаокоона
Жечь его!
Синон
Если не ради бога
(мне ли судить об этом,
раз Лаокоон рядом,
знающий в сокровенном!);
если благой Афине
вовсе нет в наших спорах
места какого – всё же,
тевкры, оставьте идол:
памятником победы
пусть мощный, черный станет
в городе победившем,
не выигравшем сраженья.
Чем вы еще докажете,
что ваша была победа?
Знаю я Одиссея:
расскажет, как взяли Трою,
с победою как вернулись.
Добыча где? – Потонула.
Товарищи? – Тоже в море.
Конь этот будь уликой
вам в памяти поколений,
тяжолый и зримый символ,
доказательство вашей правды.
Лаокоон
Сожгите коня! Пусть будет
память войны проклятой
сожжена, чтоб до неба взвился
огнь – красен, желт, бел, синий;
чтобы перегорела вся наша боль;
золою
нови засыпьте, пашни;
где было место битвы –
пусть всколосятся злаки.
1-й сын Лаокоона
Забудьте войну, как будто
не было ее, горькой,
кровавой ее, позорной;
летописи сожгите,
песен о ней не пойте –
о пощадившей Трою,
о выпустившей живыми
вас из несытых челюстей.
Лаокоон
Что к нам врагов согнало,
что их себе забрало:
Ада ли это пропасть,
моря ли это бездна –
нам ли гадать! Забудьте
о том, как качалась Троя,
слабая, под ветрами,
как бы не устояла,
не убереглась Троада,
если бы… Мы не знаем
случившегося, не видно
отсюда, из нашей ямины,
истории, козней Клио:
случайно ли то, что с нами,
или мы заслужили.
Как-то смешно, неловко
от бездны мы отшатнулись.
2-й сын Лаокоона
Чем вы гордитесь, тевкры?
Спасеньем не по заслугам?
Случайным уроном греков?
Не теребите памяти,
не продлевайте наших
унижений и злоключений.
Тогда лишь война окончена,
когда мы о ней забыли.
Сыновья Лаокоона отходят вглубь сцены.
Приам
Эй, вы! Тащите факелы
да поджигайте чудище.
В это время на краю сцены, где стоят сыновья Лаокоона, начинает происходить что-то странное.
КОММОС
1-й сын Лаокоона
Что это, отец?
Промельк в кустах,
след на песках
как будто каких огней.
2-й сын Лаокоона
Что это, отец?
Змеи плывут,
петли свои плетут
уже по нему, по мне.
Хор чуть опускает деревянные щиты.
СТРОФА 1
Змеи ползут
яркие страх.
Плыли в морях
змеи, от прях
вещих сбежав.
Горло зажав,
правят они
божьи суды:
крови-руды
не проливав,
ядами трав
не потчевав,
сами собой
смерть.
АНТИСТРОФА 1
Змеи ползут –
шорох их, шип
слышите? Пут
ёрз, костный скрип,
лопнувших жил
звон – а вздохнуть
чем тебе? Хил
скрепы размкнуть!
Необорим
смерти боец,
тягаться с ним
нет сил. Отец,
им помоги
снять…
Хор (вместе)
Ох красив гад!
Изумруден один, зелён;
мерзок второй,
водорослью морской
кажется сдалека.
Жаром один пышет,
водой кипит,
вдоль своих кольц-
изгибов парит, дымит;
холоден – лед,
гибок второй и скользк;
по их путям
сколько мертвых,
вверх брюхом, рыб,
вывороченных со дна глыб.
Райских чудес
запахами пахнёт
змей-чудодей,
члены те обовьет;
смрадом другой
полон –
сопит, чадит,
от моря солон;
обоими ты повит.
Уже и Уже
кольца:
один – сильней,
другой же – еще сильнее,
тот – прочный, другой – прочней.
Кто
кровь всю наружу выдавит
изо всех ранок, пор?
Оба.
Запутались:
черный – бел, белый – чёрн.
Лаокоон подбегает к сыновьям и пытается им помочь.
Сыновья Лаокоона (вместе)
Страшно нам,
холоден нам их зажим,
надо
выдержать,
воздухом продышать своим
время, пока ты развяжешь. Режь
хитрым ножом,
ни кожи и ни одежд
не щади, торопись:
воздуха нет, нет, нет –
то сияет, то тмится свет,
движения нет,
жизни нет,
деревенеем…
Лаокоон
НЕТ!!!
Лаокоон и сыновья застывают в самых нелепых позах. Деревянные щиты вновь поднимаются вверх.
ЭПИЗОДИЙ 2 (продолжение)
Синон
Теперь вы понимаете, что идол свят? Не ночевать
ему бы за оградой. Надо в город.
Анхиз
Да.
Синон
Внесть на плечах, влечь на канатах.
Анхиз
Нам командуй, грек.
Приам
Да, явный знак был.
Ну – тащите!
Сам канат возьму.
Тевкры накидывают веревки на деревянные щиты и начинают тащить коня в город.
Синон
СТРОФА 1
Будь, госпожа Афина,
доброй к нам, благосклонной,
явись нам из дыма-пламени
истинно илионской,
нашенской. Развязать как
богиню с ее народом?
Войди в город, мать родная,
мы ж за тебя хоть в воду.
Анхиз
Мы победили, тевкры!
А вчера маловеры
еще говорили: мира
надо просить у греков,
идти к ним и унижаться.
Что – взяли нас те данаи?
Елена
Страшное отступило,
свободную вижу землю,
раскинувшуюся под солнцем,
умывшуюся дождями.
О, неужели дожили,
выжили, отстояли!
Гектор погиб за это,
значит, небесполезно.
Приам
Женщина нам досталась
по праву, значит, блудница;
прав, точен суд Париса
над божьей, над женской славой.
Синон
АНТИСТРОФА 1
Афину Палладу воинов,
строгую, илионскую,
почтим. Ей в обширной храмине
статую ставим конскую:
в битву пойдешь, богиня, –
вот тебе конь, седалище,
от веку богиня нашенская,
спокон его илионская.
Приам
Плачу священному, чистому, Афина-Паллада, внемль,
стой-постой, милая, оборони наш кремль,
благостыней своей без изъятья народ объемль.
Всякие наши чаяния, светлая, воплоти,
на волю, в свое отсутствие, родная, не отпусти,
многие свои мудрости на благо нам обрати.
Поправь нашу жизнь, богиня, и жизни нам сохрани
сколько дано, и вдвое, втрое нам нить тяни,
долгие годы наши светом с небес ясни.
Благодарны тебе, богиня, весь город и сплошь народ:
мы тобою избавлены в этот священный год
от смертей, от опасностей – не наш теперь срок, черед.
На тебя уповаем единственную и впредь,
эгидом своим великим оттесни от стен наших смерть,
богиня народа, каждого в нем благом своим отметь.
Приам, Анхиз и остальные трояне уходят со сцены с веревками в руках. Синон незаметно отстает от них и, воровато озираясь, подбегает к орхестре.
КОММОС
Хоревты начинают потихоньку опускать деревянные щиты и по одному спускаться с орхестры на сцену.
Первый из спустившихся
Не видать меня ночью темною,
и не спрашивай, кто по имени
убийца. Ни в песнь, ни в список кой
не внесенный, скрываюсь почестей,
хул не стяжав, один иду,
плыву по морям я, стерев с себя
всяких примет остатки, след
личности человеческой,
чтобы боги, нам помогающие,
оступки моей не видели,
чтобы, за тевкров ратующие,
удачу не уничтожили.
Спросят меня сподвижники,
спросят враги – "никто" я есмь:
нет меня здесь, в позорном нет
деле, нет в светлом подвиге.
СТРОФА 1
Скрип да скрип – дверца,
лаз, отворись
(бьется как сердце!);
пошевелись
телом затекшим,
рук разомни
мышцы, чтоб легче
мечом они
делали дело.
Тишь-то вокруг!
Ночь отшумела,
спят – и мы вдруг!
АНТИСТРОФА 1
Кругом оглядка –
нет никого;
лестницу шатко
трогай ногой,
ищи ступеней,
не сорвись; сух
воздух последний –
перевесть дух
вдохни… И – ходу
в улицы их,
как с горы в воду,
лишь бы всплеск тих.
Корифей
Ох, тишина какая!
Угомонились, пьяные,
тяжолые от победы
и от ее последствий,
уснули. И я бы черную
смерть повстречать хотел бы так –
во снах лживых, беглых, радостных,
в беспорядочном упоении.
А нынешней ночью, ветреной,
неприязненной, холод с сыростью,
я постараюсь, выживу:
слишком сердце сжимается
От страха, чтобы в Лету так,
как камнем тяжолым, в глубь ее, –
ей веселей сегодняшний
день питухов готовит сонм.
Одиссей разделяет хор на две половины.
Одиссей
Тихо выходим, строимся
в две колонны: одна – к воротам,
вторая – к дворцу; по городу
перебежками передвигаемся,
по неосвещенным улицам;
в мелкие стычки не ввязываемся;
навстречу кто – мы как пьяные:
песни поем, шатаемся;
кто лезет обняться – ножом его;
по карманам не шарить мертвого.
Марш-марш – на свою позицию!
СТРОФА 2
Ох хороша победа!
К ней мы спешим –
шаг-шаг вперед;
ох и близка теперь она –
черное дело вот ее;
страшно и нервно-радостно
к ней поспевать; горючие
жги, жги ее припасы все,
ей открывай ворОты вширь.
Корифей
Ох ты война – сплошная смерть!
Победа моя вот верная!
Каким оказалась ты подвигом
позорным, а делать надо: бог
нудит, отчизна требует.
А я что? Давай оружием!
АНТИСТРОФА 2
Вот она, Ника-сука, дщерь
Стиксова, до нас жадная,
каплет слюной, поглядывает
влево-вправо – она богатая
на всякие на злы хитрости, –
к себе подпускает – на меня! –
отбегом вбок известная.
Нынче, ее любовники,
мы не сплохуем, сделаем ее.
Вожди уходят со сцены. Хор становится на орхестру, но уже без деревянных щитов.
ЭПИЗОДИЙ 3
Место действия – горящая, побежденная, взятая Троя. На сцену выбегают греческие женщины.
Эфра
Подруги по несчастью! Плен кончается,
приходит избавление, несет война
всем перемену участи: богатые
очнутся без гроша; найдут свободные
оковы на руках-ногах; властители
признают власть чужую; нам свободу даст
война. Ничто не держит – двери прочь с петель!
На улицу, на площадь мы – встречать своих!
Больные, постаревшие придем к войскам,
к родным народам греческим: примите нас,
сестер и матерей! Неволя вырвала
из сердца радость, из привычек женственность:
неловко ходим – к кандалам привычные,
хромают ноги; битые, пугливые
тела от ласк шарахаются; к шепоту
привыкший, голос слов недоговаривает.
Но с вами мы как дома, мы на родине.
На сцене появляется Менелай.
Менелай
Кто вы такие?
Эфра
Полонянки.
Менелай
Эллинки?
Эфра
Они, родимый.
Менелай
Прячьтесь, неразумные!
Эфра
Зачем? Ведь победили мы.
Менелай
С троянками
углы делите да подвалы тесные:
беда на всех одна.
Эфра
Мы ждали – и теперь…
с хозяйками…
Менелай
Пройдет неделя, воины
напьются, накуражатся – тогда иди
к любому: вас узнают, отведут к своим,
откуда родом кто. Сейчас уйдите прочь,
не доводите до греха.
Эфра
Бежим, бежим…
Хор срывается с места. Прыгают на сцену с орхестры, набрасываются на женщин и увлекают их в общий танец.
1-й воин
Живой! Да неужели я живой? Как смерть,
столь близкая и грозная, могла пройти
не тронув?
2-й воин
Ай-ай-ай – богатый я – тарам-пам-пам!
А, нищеброды, голота ахейская,
что, съели? Получили вы, оставшиеся
работнички, поденщики? Похаживать
мне гоголем меж вами, вас попихивая
сандалиями: я богатый, щедрый я!
3-й воин
По городу похаживаем – час да наш
в лихую ночь.
4-й воин
В таком дыму и копоти
бог не узнает храма. Потихонечку
повытащим сосуды алавастровые,
покровы снимем с идолов. Когда бы он
богатством дорожил, святым имуществом,
не допустил б и на порог обидчиков,
а так – мы что? – поделим: богу богово –
дым – его много будет.
5-й воин
Ну, иди сюда,
я стосковался. Ну и что, что старая,
что наша? В свете беглом, жарком, трепетном
сгорающего города предстала мне
неузнанною ты – родством сочтемся, как
день рассветет.
6-й воин
Победа спишет лишнее,
не стыд нам нагота.
7-й воин
Ищи, ищи ее,
Елену – бед виновницу; изменнице
не избежать расправы.
8-й воин
В верхнем городе
ее видали, говорят: в простом плаще
бежала мимо бойни утихающей,
по сторонам шарахалась; увидит кто –
она и в подворотню.
9-й воин
Знает, что ее
все ищут: побежденный с победителем
в одном согласны – взять ее, убить ее.
10-й воин
Еще и это в праздничный день, в славный день –
убить Елену! Каменным дождем над ней
из наших сильных рук взлетят булыжники,
кость захрустит, кровь брызнет – слаще музыки,
приятней вида нет: война окончена
действительно победой.
11-й воин
Агамемнон нам
пообещал отсыпать тыщи тысячей
тяжеловесных драхм за русу голову.
Вернее грабежа награда царская!
12-й воин
За-ради долгих лет, протекших в бедствиях,
за-ради нашей смерти я распробую,
за что ложились тысячами эллины
и тысячами тевкры. Там хоть смерть, хоть что,
но я возьму Елену, груди белые
рукою победившей стисну ей.
На сцену выбегает Кассандра в разорванной одежде и со следами побоев.
Кассандра
СТРОФА 1
Выбрали вы меня,
выискали меня,
выследили: я – вот,
вытащили с ворот,
выгнали вон – иди,
вытоптали – смерть жди,
вынули честь и страх,
выебли в пух и прах.
АНТИСТРОФА 1
Вызнали, где мое,
вынули всё ничье,
выжали меня всю,
вытрепали косу.
Выжить мне – срам один.
Выстели, господи,
в высокой траве пути –
в истомный в смерть-путь идти!
Корифей
Кто ее так?
Мы, что ли, так?
Бог-то щадил: она
целой ходила, божии бремена
носила безвредно долгие времена.
Бог-то ее щадил –
не пощадили люди.
Кассандра
В истинный крик кричу,
в истошный,
в исподнем себя влачу
вниз, в площадь;
выбилась из ума
выть что-то,
выблюю кровь сама
в икоте…предсмертной.
Эфра
СТРОФА 2
Девственна смерть-богинюшка
нам расстаралась, -нежилась,
чистенькая похаживала,
блАгами нам поваживала;
мы не вид, запах тления –
чудные благовония,
чистые твои образы
всегда в тебе, мать-смерть, видели.
АНТИСТРОФА 2
Кто я теперь тебе, битая,
разными всякими братая,
страхом лихим поятая,
лохмотьем цветным увитая?
Возьмешь ли, мать, примешь бывшую,
масть белую изменившую,
позор, смрад тебе явившую?
Али жить мне, живой расхаживать?
Хор увлекает Кассандру в свою безумную пляску.
Хор
Опьяненные победой, не щадим никого:
надо нам девок, золота, вин тонких – всего.
Горько будет вспомнить тому, кто не схватил после голода сытный кус:
он зря, значит, воевал, старался; законов, богов испугался, трус!
Но боги с законами отступили на срок победы от сей земли –
прихватывай то, что рядом, подминай да огнем пали.
Толпа останавливается перед колоннами у входа в храм.
Корифей
Остановитесь!
Вот это тот самый храм:
я слышу ее дыхание,
чувствую ее запах.
Ломаем ворота! Бревна
тащите, кирки берите!
Кто первый войдет, тому и
боги благоприятствуют,
тот и получит нежную
первым. Ломай ворота!
Хор (на разные голоса)
Елена! Елена!
Тут она!
Чего, три доски остановят нас?
Моя будет!
Смерть изменнице!
До смерти ли тут?
Другое ведь!
Менелай (лихорадочно оглядывается по сторонам, но видя, что подмоги ждать неоткуда, начинает)
Войско! Не боишься приговора?
Будет завтра день, за опьяненьем
трудное похмелье: кары, казни
вам, ворам, устроит Агамемнон,
святотатцам – дыбы да поленья,
чтоб пылал огнь долго.
(Пауза. Оглядывается, ищет поддержки.)
Каждый выжил
на войне, сберегся – что ж так глупо
умирать хотите? Что ж остатки
жизни, отвоеванной, спасенной,
от несытой смерти утаенной,
так не бережете?
(Пауза.)
Что ж добычу
стольких лет, цены неимоверной
золото, каменья-самоцветы
битой ставкой ставите за-ради
ненависти, женщины? Других вам
мало, что ли, брать себе насильем?
Вам за что голубку ненавидеть,
выжившим?..
Отступитесь, или будет худо!
Пусть ее осудит, оправдает
Агамемнон. Ждите господина.
Корифей
Всегда на войне умирай, солдат,
и голодай, солдат,
а как победа – иди, солдат,
зачем не погиб, солдат!
Нечеловеческих сил урок
выполнен – что теперь?
Стань человеком, знай свой шесток,
но я уже полузверь
или полубог, опрокинув треть
мира под ноги; кто
предел укажет, если я смерть
ставил весь срок в ничто?
Отойди, начальник! Ты завтра – прав,
но сегодня – мое! Не препятствуй:
уж такой он, мой вздорный, мой злобный ндрав,
упорствующий в святотатстве.
Будет рель с веревкою завтра мне,
покачнусь я над побежденной Троей –
так ведь величают в такой войне
не погибших в бою героев.
Чистенький, что ты стоИшь? Цари
не побрезгают пусть народом:
гордость на радость войскам смири,
так и быть: тебе – первому. Расступитесь для воеводы!
Подталкивают Менелая к воротам храма. Он неумело и жалко сопротивляется. На сцене появляется Агамемнон с другими греческими вождями. Перетрусивший хор возвращается на орхестру.
Хор (на разные голоса)
Из-за кого воевали,
раменами
груз неподъемный поднимали,
струги гнали
в дали чужие,
дорогие
земли Отчизны покидали?
Из-за Елены!
Из-за нее
копье
летело,
меч вынимался,
поднимался,
лук напрягался,
метил стрелы,
смерть в тело
посылало тело.
Мы, пока ее не получили,
все пусты стоим – не победили.
Что шелков и злата изобилье,
если тварь-голубку упустили,
если нет исхода нашей силе?
Агамемнон
Где ж она?
Хор (на разные голоса)
Искали по всем углам –
нет нигде.
Есть одно место укрыться: вот – храм.
Окружили его,
вовнутрь не идем:
греха много,
несмытая кровь
каплет, вредит богу.
Подожжем его,
храм великий, –
может, выбежит
в огне, крике;
пламя ясное ей
обовьет все тело
легкою тканью своей,
красной, белой…
Агамемнон подходит вплотную к воротам храма.
Агамемнон
Выходи, Елена, тебя войско
требует. Не доводи, Елена,
до греха – жечь храм, сама ступай к нам.
Двери храма отворяются, из них выходит Елена.
Елена
Выхожу я к вам. Моею смертью
думаете вы дела поправить,
утолить одной моею плотью
десять лет постыдных воздержаний,
месть свершить одну на всех большую –
местей месть, тем успокоить сердце?
Корифей
Убьем ее, Агамемнон,
и всё – по домам, тихо, мирно.
Убьем ее, Агамемнон!
Ишь как ступает и не боится,
будто она по коврам идет –
не по праху, крови;
будто ее ничего не берёт –
ей таковы условья
богов, а мы ей что? Так… свита.
Убьем ее, Агамемнон!
Кивни лишь, владыка, – сами
всё сделаем, и ее не будет:
растерзаем,
как не было ее,
в клочья.
Елена
Не убьете. Я богам служила
честно. Как убить такую? Может,
и бессмертна я. Что ваша слава,
мутная и тусклая, пред явным,
ярким моим пламенем? Святыня
я последняя в солдатском сердце,
грубом и податливом. Кто руки
на меня возложит, в род проклятье
примет неотменное. Забыть как,
кто привел вас в Илион, к победе
этой? Кто ключ к Азии? Наследство
чье вокруг? Кто принесет в Элладу
право несомненное на Трою,
на ее владенья в дальних странах,
города, колонии? Победа
что такое ваша без Елены?
Так… изничтоженье в малых схватках
друг друга.
Из толпы выходит Одиссей и подступает к Елене.
Одиссей
Замолчи.
Елена
Вот как… Кого я вижу!
Одиссей, давай-ка объясни им,
как сирену хитрую морскую
слушавший дуреет, как Елену
видевший о деле забывает.
А оно у вас святое: надо
извести Елену – корень бедствий.
Кто другой, а ты не пожалеешь,
сердце твое мертвое не дрогнет,
ты любови женской знать не знаешь:
спрятавшись за юбкой Пенелопы,
думаешь дойти до самой смерти
мирно с некрасивою женою.
Как же ты меня боишься, кто мог
отказаться, спутать договором
остальных, лишь бы бежать в Итаку,
там от судеб скрыться! Ты на тело
посмотри в его изгибах томных:
тайн-то сколько, прелестей. Дебелой
Пенелопы задницу видав, ты
разве знаешь что? Смотрите, греки,
наготу божественную.
(Скидывает с себя одежды.)
Нате!
Хор (на разные голоса, обратив взоры на Менелая)
Что он опять стоит,
их разговоры терпит?
Муж он или не муж?
Есть ли чего такое в сердце
настоящее, чтобы враз
разрешить недолжное?
Убей ее – вот сейчас, сейчас,
дай на потребу толпы
представление смерти,
соверши дело народное.
Менелай смотрит на Елену, не слушая общего беснования войска.
Елена (Менелаю)
Я перед тобою виновата,
ничего не говори, все знаю.
Только что же, совесть, ты белее
крыльев, Леду-матерь обнимавших,
легче, совесть, пуха? Лебединой
я породы, чистой и безгрешной.
Блуд, он что… он сердца не касался.
Менелай
Да и я пришел не обагренный
вражьей теплой кровью: воевал я
плохо, осторожно.
Елена
Так и надо.
Пусть они воюют – греки, тевкры,
рати сильных! Мы, посередине
их остановившись, уцелели,
выжили. Сколь наши драгоценней
жизни всяких ихних!
СТРОФА 3
Слышишь, как говорят
промеж собой они?
Не спорят и не корят,
будто не годы – дни
легли промеж них; беда
будто не их; греха
нет ни на ком; руда-
кровь как тепла, тиха.
АНТИСТРОФА 3
Думали: чистый огнь –
месть привела сюда
сильных, и первый – он,
а в сердце – водым-вода,
в сердце – сладелый страх;
похоть тепла, тиха
уляжется в головах
старого жениха.
Корифей
Он, значит,
не торопится убивать,
не хочет,
презирает нас.
Ничего,
мы сами ей
смерть причиним.
Ну что, братцы,
веселей глядеть!
Начнется сейчас потеха:
распотрошить ей брюхо
сумеем,
давай делать дело!
Ну – что стоите?
Трусите, а, данайцы?
Толпа (хор) переминается с ноги на ногу, но не трогается с места.
Хор (на разные голоса)
Гордись
меньшим участьем в делах страны,
меньшим – в боях войны;
несчастия их над тобой, как дым,
ветром провлечены.
Не убивал-голодал, сумел
жить в безопасности,
холе и неге, красе, тепле –
значит, действительно благ к тебе
бог и тебя успел
скрыть, не отдать смерти и судьбе,
рыщущим по земле.
Не тронут роком стоишь, следишь
смерти чужие. Ишь,
ложатся скопом, бессчетно в грязь –
как бы не замарать
взгляда об них, –
любят умирать
нагло и напоказ.
Как будто кто им чего должны
за смертную долю их!
Это всё им по их грехам:
кто цел – значит, чист. Она
тоже жива, ни морщин, ни ран,
угодна любым богам.
И мы, мы живы, и это знак
того, что мы близки им
в подлостях их и подлы своим
естеством, раз сумели так
выжить, геройски никак не пасть,
между смертями – шасть!
Учителя наши – эти два:
он жив, она жива.
Елена
Мой муж, безвредные нам прошли
годы, сУдьбы. Чего
смотреть на эту сволочь земли
страдающую – значит, есть за что,
умирающую – есть за что!
Они – земле, миру лишний груз,
а мы – легче пуха. Пух
у божьих уст наш летает, уз
нет на нас, мы живем
привольно, счастливо. Коротка
память для страшных бед,
которые, друг мой, ты помнишь?
Менелай
Нет.
Елена
Потому-то и жизнь легка.
КОММОС
На сцене появляется высокая женщина. Но теперь это уже не Афродита, это – Гера.
СТРОФА 1
Дар Афродиты, был он –
выветрились духи;
легкая была пища –
питательней и обильней
то, что теперь на стол
и куда там еще громоздим.
Наголодались, хватит:
мы сыты, пьянЫ своим,
и совершаются таинства
темные, настоящие;
страсть, боль – из сердца вон.
Мы не твои теперь, Афродита.
АНТИСТРОФА 1
Дела Афины завершены,
выиграны ее битвы,
и после трудов военных
живые живы,
опостылела им война,
иного теперь они ищут;
добыча ценна если,
то подвигает к миру:
хочется сохранить ее,
всю довести до дому.
Так-то мы страх познали.
Отпусти нас живых, Афина.
Елена и Менелай (вместе)
Гера, богиня, простишь нас, примешь,
раны сотрешь с нас свои, чужие;
жребий нам облый, один двум, вынешь –
дни отодвинутся роковые.
Гера, богиня, преобразишь нас,
тело нальется младою силой:
сроки болезней и смерти вышли,
двух нас не тронули, не убили.
Гера, богиня, твои мы люди…
Елена и Менелай тихо сходят со сцены.
Хор (вместе)
Принимает Гера-богиня нас,
сильных, слабых, умных и глупых всех;
всем хватит сил для тихих ее утех,
всем – для теплой сутолоки у нея
за пазухой.
Это – последний глухой позор,
это тепло, проникающее вовнутрь,
растекающееся по душе,
вязко и плотно окутывает ее.
Корифей
Все мы тебе хороши, всех нас возьмешь, благая.
Твоими играми заканчивается всё.
ЭПИЛОГ
Одиссей
Закончилась война, стоят войска,
готовые для жизни, для путей
по синю морю. Мы стоим в войсках
и землю тяготим ничуть не меньше,
чем втрое больший строй передвоенный, –
как будто, убивая, набрались
мы весом убиенных и война
совсем была бессмысленна.
|