Елене Севрюгиной
Я приеду — что-нибудь попощу
про дорогу с посохом в руке,
а пока мне хочется попроще,
и стихов, и лодок на реке.
Я вернусь и как-нибудь отвечу
на звонки, на почту, а пока
я хочу обычной русской речи
стариков, плывущих в облака.
Прилечу, и даже подытожу,
а пока, в неведенье, что лгу,
остаюсь, как будто детству должен,
и отдать, ей-богу, не могу.
* * *
Двадцать первый век.
Двадцать первый год.
Снова человек
начинает от.
Ты ему прости
зачумленный вид.
Просто он простыл.
Ну какой COVID?
На девятый день
в двадцать два часа
в глубине аллей
светлая слеза.
Площадь. Мир. Солдат.
Всё в любви людской.
Раздаётся залп
семьдесят шестой.
ШАУРМЕН
Сделай поострее, шаурмен.
Я возьму с собой твою работу.
На проспекте Ленина, Армен,
только ты даёшь добро народу.
Вот моя маршрутка 101.
Полупуст салон. Конечный рейс-то.
За рулем измученный мордвин.
Только он твоё находит место.
Вот мой дом, в котором я умру.
Ну, когда-нибудь придется всем нам.
То ли мир похож на шаурму,
то ли жизнь, как тысяча, разменна.
* * *
Старый домик и камин.
Просто нету русской печки.
То в углу поет кузнечик,
то сверчок — секрет один,
в небо непереводим.
Расскажи, и станет легче.
Этот вечер безупречен.
Эта ночь длиннее зим.
Лето, лето, научи.
Всё, что нужно знать в начале —
это чашка с крепким чаем,
это музыка в ночи.
Мы продолжим, ты начни,
чтобы люди замолчали,
головою в такт качали.
Лето, лето, научи.
У беседки нет углов.
Как земля, кругла беседка.
Вслед за яблоневой веткой,
мы войдем в уютный кров,
и пойдет поверх голов
фонарей в углах подсветка,
и гитарных струн разведка,
перепев любимых слов.
Мы, конечно, до утра
просидим, ничем не маясь.
Мы об этом грезим с мая.
Наша песенка стара —
из косухи вырастая,
на костюмы их меняя,
лишь становится мудра.
Лето, лето, научи.
Лето, лето, полечи
К ГОДОВЩИНЕ
Так начинают. Года в два…
Б. Пастернак
О это лето — влёт, по-жеребячьи —
когда впервые от восторга слёг,
в грудном бреду, в беспамятстве, рыбача
у вечных вод, выуживая слог,
нет, не забыть. Печатью узнаванье.
Широким шрамом, меткой на груди
предназначенье, знаково, заранее:
о кляксах зим, о святках, но гуди!
Гуди смешливым гулом непонятным,
пророчь и жди высокую болезнь.
А где-то там окно Марины свято.
Светло окно одно, а где-то здесь
всему есть звук: надломленная ветка,
алтарь, псалтирь, фрамуга, граммофон,
ночной Берлин, туман, походка века,
два башмачка, свеча, Живаго, фронт…
Сад Переделкино удушливо-ухожен.
Весна грядёт, но воздух не в соку.
В грудном бреду, всполошно, хромоножно
упасть, припасть к дверному косяку.
«Когда бы знал…» В загоне лошадином
высок забор, но видно сквозь него —
непостижимое всегда непощадимо
и не ново…
* * *
Ну, вот и вылились в дожди
знаменья, замыслы, приметы.
Теперь, куда ты ни иди,
в толпе латентные поэты,
кто поворотом головы,
кто взглядом, брошенным на знаки,
и, словно питерские львы,
застыли у дорог дворняги.
В такую пору в дневнике
писалось памятное Фету…
Вот девочка в дождевике
цветном, похожа на конфету.
Вот неразумный гимназист,
в кроссовочках на босу ногу,
спускается под гору вниз,
чтобы исчезнуть понемногу.
Мне кажется за той горой
с ним что-то истинное канет.
Темнеют влажною корой
воротников уставших ткани.
И осень поданной руки
ладонь меланхолично сжала.
А началось с одной строки.
Она давно в столе лежала.
* * *
держишь руку на плюсе
вычитая грехи
боже не убоюсь я
говоришь говори
и держи на цепочке
сына духом его
протирает ли отче
мировое стекло
что окажется адом
или раем за ним
если встретиться взглядом
с отраженьем своим
двух поверхностей воздух
помогает словам
аз воздам или воздам
только вам только вам
и поэтому стаи
двух вместилищ хотят
поменяться местами
и навстречу летят |
про всех нас...